Ибо Ты устроил внутренности мои и соткал меня во чреве матери моей. Славлю Тебя, потому что я дивно устроен. Дивны дела Твои, и душа моя вполне сознает это. Если атеист или агностик, мог бы свериться с Мандельштамом: Дано мне тело – что мне делать с ним, Таким единым и таким моим? За радость тихую дышать и жить Кого, скажите, мне благодарить? Я и садовник, я же и цветок, В темнице мира я не одинок. На стекла вечности уже легло Мое дыхание, мое тепло. Запечатлеется на нем узор, Неузнаваемый с недавних пор. Пускай мгновения стекает муть – Узора милого не зачеркнуть.
Просит, чтобы ответил от Имени… Ну, рискнем.
* * *
Недотворенное творение мое, дитя глупое и любимое, человечек мой! Знал бы ты, как мне понятны твои сомнения и страдания, как я чувствую их с тобой вместе, тобой чувствую, как стараюсь помочь… Но не перескочить через ступеньки делания, не пройти путь иначе как шаг за шагом, не подняться к вершине, не одолев ведущих к ней троп и круч.
Ты в процессе, ты в деле, ты осуществляющийся проект. Ты настолько еще не завершен, не достроен, не доведен до ума, что долго еще будешь не в силах этого осознать. Бедный рассудок твой мечется в тисках неосмысленных слов, понятий и категорий, этих гипнотических мышеловок, придуманных такими же детишками, как и ты, ну, может, на одну-две детсадовские группы постарше. «Духовно ли любить тело? Духовно ли ненавидеть?» – вопросики, похожие на оторванные лепестки живого цветка. Нет, человечек, «духовного» и «недуховного», все едино в тебе и в природе. Считать тело только провиантом для могильных червей может только могильный червяк. Тело – сосуд бессмертия, дом души и ее исследовательская лаборатория. То, что ты это до сих пор не понял, не ощутил – моя недоделка, будем работать дальше.
Недоволен, видишь ли, что приходится тебе, как всем зверушкам, писать и какать. А я этому радуюсь и грустно посмеиваюсь. Отчасти ты прав, смущаясь и морщась от отвращения – да, надо бы покрасивее, поизящнее, и чтобы пахло поприятнее или никак. Но знал бы ты, как всеобъемлюще важна и сложна проблема отходов жизни, какого требует внимания и расчетного труда. Худо-бедно в глобальном масштабе мне удается ее решать: отходы живых существ жизнь не портят, а используются ею во благо. Нет ни одной какашки, которую кто-нибудь бы не скушал (на духовном плане тоже, но это не всегда хорошо). Только ты, человечек, самая большая моя надежда, пока что подводишь и меня, и себя: хоть и научился более или менее целесообразно и эстетично обходиться со своими естественными отбросами, зато гадишь сверх всякой меры кучами способов, не предусмотренных моим природным жизнеустройством, и превращаешь землю в мутирующую помойку. Если так и дальше пойдет, придется тебя, дружок, перемутировать в какого-нибудь чистоплотного куслика.
Покамест кумекаю, как сделать тебя поумнее, как дотянуть до целостности мировосприятия. Ты ведь и меня все еще воспринимаешь как муха – не цельно, а лоскутками, кусочно, сообразно своим узко-корыстным эгоистическим интересикам. Моей целостности не постигаешь, как твою целостность не постигает какая-нибудь букашка. Считаешь меня то всемогущим и маниакально во все вмешивающимся тираном, которому ты нужен как раб и робот, то благостным всемилостивцем, непонятно зачем всех своих детей убивающим, то каким-то безучастным небесным лентяем, запустившим однажды от нечего делать машинку Вселенной и дрыхнущим себе вечно на космическом облачке.