Преимущество писателя, способного придумывать шутки, в том, что он может быть реально смешным, когда что-то реальное – смешно[541].
Курт, самый младший ребенок в семье, еще в детстве обнаружил, что его шуточки привлекают внимание родных. Его манило комическое, и у него была мотивация развивать в себе юмористический дар. Если это относится и к вам, эти главы могут оказаться для вас особенно полезны. Но в любом случае книга, посвященная воннегутовским советам по части писательства, была бы неполной, не рассмотри мы, как он создает комический эффект и что об этом говорит.
Воннегут уверял: «Я лучше, чем большинство коллег, умею шутить письменно»[542]. Не исключено, что так оно и было. Кроме того, он лучше большинства умел шутить экспромтом. Сидни Оффит рассказывает, как однажды днем они с К. В. решили сходить на один популярный порнофильм, чтобы своими глазами увидеть, почему вокруг него такая шумиха. Фильм начался с оргии. Посмотрев с полчаса, Курт встал и вышел из зала. Сидни последовал за ним. «Хорошенького понемножку», – пробормотал Курт.
Я – профессиональный изготовитель шуток, есть и такая форма искусства, не самая важная. У меня всегда был к этому кое-какой природный талант. Тут как с мышеловкой. Сооружаешь мышеловку, взводишь пружину, мышка наступает и – бум! Мои книги – это, по сути, мозаика из массы мелких деталек, и каждая деталька – шутка. Они могут быть длиной, скажем, в пять строчек или в одиннадцать. ‹…› Вот еще почему я пишу так медленно: я стараюсь устроить так, чтобы каждая шутка срабатывала. Приходится это делать, иначе все мои книги пойдут псу под хвост[543].
Как соорудить такую мышеловку?
Приманка в сочетании с подменой ожидаемой развязки – один из приемов, используемых Воннегутом. Тут имеет смысл обратиться к приведенному в прошлой главе примеру разбиения на абзацы из романа «Фокус-покус». Первая фраза – о расследовании личной жизни повествователя – настраивает вас на ожидание каких-то пикантных подробностей. Потом текст заманивает вас всё дальше. Подобно сыщику, о котором идет речь, вы предполагаете, что повествователь занимался любовью с женщиной-архитектором на чердаке, который он ей показывал. Но абзац кончается словами: «Ничего подобного».
Эта фраза поневоле останавливает взгляд. И вселяет в нас некоторое разочарование.
Но тут же – подмена развязки, соль шутки: «Любовью мы занимались поближе к вечеру…» Великолепно-скандальное начало абзаца, подчеркивающее деталь фабулы и создающее комический эффект.
А вот более изощренная ловушка, и строк в ней намного больше. В романе «Дай вам бог здоровья, мистер Розуотер» есть сцена, где главный герой Элиот Розуотер в очередной раз беседует со своим отцом-сенатором:
– Знаешь, – сказал Элиот, – Килгор Траут однажды написал целую книгу про страну, где люди боролись с запахами. Это было всенародное дело. Там у них больше не с чем было бороться – не было ни эпидемий, ни преступлений, ни войн. Вот они и стали бороться с запахами.
‹…›
– В этой стране, – рассказывал Элиот, – было множество огромных исследовательских институтов, где решалась проблема с запахами. ‹…› Но тут герой романа, он же диктатор этой страны, сделал изумительное научное открытие, даже не будучи ученым, и все исследования оказались излишними. Он проник в самую суть этой проблемы.
– Ага, – сказал сенатор. Он ненавидел произведения Килгора Траута, и ему было стыдно за сына. – Наверное, он нашел универсальный состав, изничтожавший любой запах? – предположил он, чтобы побудить сына поскорей досказать эту историю.
– О нет, – сказал Элиот. – Ведь герой был диктатором в своей стране. Он просто изничтожил все носы[544].
