class="p1">— Это как?
— Ввести награды для всех. Воинам за отвагу, боярам за проявленный ум, дьякам за порядок в делах, купцам за радение об обществе, розмыслам за полезные изобретения…
— Крестьянам не за что, — хмыкнул князь.
— Растить хлеб — огромный труд! Мы все зависим от крестьянского труда.
Юрий Васильевич потёр переносицу, чтобы скрыть накатившую грусть. Ему вспомнились слова отца, что их земля щедро полита потом и кровью. Он учил беречь хлебопашцев и раз в лето брал его со старшим братом в поле, чтобы они не только кровью были связаны со своей землей, но и потом. А бабушка и мать смеялись над отцом, говоря, что знати невместно рядиться в простую рубаху и утруждать спину. Им вторили некоторые бояре.
Вспомнив о бабушке, Софье Витовтовне, Юрий перескочил мыслями к словам Евдокии о её родстве с рюриковичами.
— Зачем ты солгала, что в тебе кровь моих предков?
— Нисколечко не солгала! Я тебе более скажу, что во мне, как и в тебе, есть ещё кровь гедеминовичей.
— Врёшь!
— Княже, я всегда говорю только правду, — обиделась она. — Но ты, видно, забыл, что речь идёт о незаконнорождённой ветви. Уж прости, но гуляли наши предки не в пример нам.
Юрий Васильевич долго не возобновлял беседу, а потом хмыкнул и посмотрев на боярышню, молвил:
— А я верю, что в тебе княжеская кровь.
— Ой, княже, да во мне и капелька от базилевсов есть! — похвасталась она, небрежно отмахиваясь ладошкой.
Юрий успел заметить аккуратно подстриженные и округленные ноготки, тонкие пальчики боярышни. Он чуть было не поймал её руку, чтобы рассмотреть поближе, потрогать… и как нарочно ему вспомнилось, как Евдокия заглядывала ему в глаза, когда упала во дворе, а он её поднимал. Её тревожащийся за него, внимательный взгляд ещё тогда запал ему в душу. Он тогда подумал, что она такая юная, а взгляд её совсем не наивный. Князь резко отвернулся от Евдокии и сердито воскликнул:
— Ну, уж это точно лжа! Откуда тебе знать?
Она с удивлением посмотрела на ни с того ни с сего озлившегося Юрия Васильевича, с лекарским интересом отметила, что он дёрнул ворот, словно бы ему стало жарко и продолжила, как ни в чём не бывало:
— Мне мама рассказала о связи с базилевсами, а я своим деткам расскажу. Лжа или нет, но интересно же! — обаятельно улыбаясь, пояснила она и князь позабыл, что только что сердился.
— Так, кто это там скачет? — буркнул он, вглядываясь вдаль. — Держись позади меня. Эй, как тебя… Пахом? Последи за боярышней.
Дуня пригляделась в снежную завесь и обрадованно воскликнула:
— Это всадники и сани! Наверное, мой дед!
— Ну, вот и хорошо. Сдам тебя ему.
— А…— только сейчас Евдокия сообразила, что не успела спросить про утренний моцион князя.
И как спросить? Не скажешь же ему в лоб, что он по утрам дурак дураком и она подозревает, что его травят.
Тут надо деликатно, чтобы не поднялся переполох. А с князем как на вулкане. И уж точно не вдогонку спрашивать. Она смотрела, как Юрий Васильевич перекинулся парой слов с подъехавшим дедом и пришпорил коня. Аудиенцию можно было считать завершённой.
Евдокия мечтательно посмотрела на небо, впитывая красоту медленно опускающихся снежных хлопьев, но Пахом подозрительно заспешил к своему боярину-батюшке и ей пришлось обогнать его, чтобы первой поведать об итогах встречи : всё же нервы деда надо поберечь …
— Деда-а-а! — закричала она, когда поняла, что ушлый Пахом таращит глаза, чтобы поперёд ее привлечь внимание своего боярина. — Деда-а-а, у меня вся спина мокрая! Пахомка мне снег за шиворот насыпал!
Холоп в изумлении развернулся, попытался оправдаться, а Дуня в этот момент обогнала его, да ещё специально головой мотнула так, чтобы косой ему по носу заехать.
— Рассказывай, — велел Еремей, усаживая её в сани и накрывая овчиной.
— По делу об отравлении князя ничего не узнала.
— Тьфу на тебя! Нахваталась у Семёна казенщины! Ты говори обо всём, а я сам разберу, что пришить к делу, а что в землю зарыть.
Евдокия хмыкнула, услышав дедово «пришить к делу». Всё же папочки плотно вошли в чиновничью жизнь и канцелярский язык набирал обороты!
О встрече с князем без утайки рассказала на ушко. Самостоятельно определить, что важно, а что неважно,она не смогла.
— Хм, я разузнаю из каких мест эта Ульяна и что там за семья. Может, её муж чего задумал?
— Деда, ему больше всех радеть надо за здоровье князя.
— Но,может, он ревнивец, каких свет не видывал?
Дуня в отрицании неуверенно качнула головой, а Еремей надолго задумался и ответил,уже когда подъезжали к Дмитрову:
— Ты права. Не с руки им травить.
— Чего-то оживленно у нас, — заметила Евдокия, сопровождая взглядом стайки хихикающих девиц.
— Мил человек, — обратился к одному из прохожих Пахом, — с чего такая суета? Случилось что?
— Московский воевода прислал команду для турнира! Уж мы им косточки посчитаем! — задорно ответил он горожанин боярину.
— А может, они нам? — засомневался задержавшийся прохожий.
— У нас не одна, так другая команда! Куда им против нас? — авторитетно заявил лоточник, подмигивая девицам.
Евдокия посмеялась над бахвальством горожан и уткнулась в дедово плечо, чтобы народ не узнал в ней боярышню. Однако, удивленный возглас деда заставил её вытянуть шею.
— Гаврила? Как ты тут?
Глава 27.
Гаврила досыта наелся после дежурства и вышел из землянки, чтобы посидеть, подумать, посмотреть на звёзды. Ложиться спать было рано, а чтобы что-то делать — темно.
Из баньки вышел распаренный дядька и, вдохнув морозного воздуха, вернулся греться. На лицо Гаврилы наползла довольная улыбка. Он, Яков, Пантелеймон и их боевые как начали обустраивать место службы, так до сих пор не могут остановиться. Их землянки теперь сродни подземным хоромам, а на расчищенной площадке, как по волшебству появились конюшня, клеть для птиц, дровник, сараюшка для хранения всякой всячины. И неожиданно для всех сараюшка стремительно заполнялась полезными предметами. У баньки появилась пристройка, чтобы дверь снегом не заметало. Теперь уж всем было удивительно,почему раньше всего этого не сделали. У всех крепкие руки и топор в руках летает, а не приходило в голову сделать больше, чем нужно для выживания.
Боярич в который раз обвёл
