взглядом все постройки, не удержался от того, чтобы подумать, что тут можно было бы сделать летом и насильно прервал ход своих мыслей : без него вряд ли кто тут чего сделает …
Он уже понимал, как мыслят другие. Кому-то обидно стараться для других, кому-то невместно заниматься не воинским делом, а кому-то не хватает знаний. Тот же Яшка никак не может понять, как обжигается глиняная посуда и кирпич. Казалось бы, не дурак, а не может запомнить, как оценить и подготовить глину для лепки, а ещё у него не получается толково уложить в печь заготовки. Пока стоишь с ним рядом, то все хорошо, а оставишь одного — и всё у него наперекосяк идёт. Но сейчас научились как-то сообща решать, возникающие вопросы. Один одно запомнил, второй другое — и Гаврилу больше не дергают по каждому вопросу.
А когда он при всех сумел добиться крошечных молний, то его авторитет вырос до небес. Пару дней все привыкали к мысли, что молнии можно создавать самим, а потом увлеклись идеей приладить крошечную молнию на кончик меча или стрелы. Размечтались, пытаясь представить, как тогда можно будет воевать.
Гаврила поделился мыслью, что хочет создать шестопёр с молнией. Он даже уже придумал, как тот будет выглядеть, но пока не понимал, как впихнуть в него крутящееся устройство. Он думал об этом постоянно, и ему казалось, что вот-вот он поймет, как осуществить свою задумку… но от воеводы прибыл гонец, веля явиться к нему.
Гаврила с дядькой выехали на рассвете и к обеду уже въезжали в город. Проехали прямо к дому воеводы, а там только и разговоров было, как Гаврила обустроил место службы.
— Все хотят побывать у тебя и посмотреть, — смеялся довольный Зацепа. — Прямо хоть сейчас готовы заступить в дозор!
Гаврила был приятно удивлен встречей и похвалой. Он перестал был незаметным бояричем, и это ему понравилось. И когда воевода спросил, играет ли он в клюшкование и готов ли защитить честь города, то согласился с удовольствием. Так он вновь оказался в Дмитрове и с нетерпением ждал встречи с Евдокией Вячеславной.
— Еремей Профыч? — Гаврила радостно поприветствовал боярина и склонил голову. — Здравия тебе!
С боярином Дорониным сидел какой-то мальчишка и улыбался ему во все зубы.
— Разве здесь твоя служба? — спросил боярин Еремей, вылезая из саней. Мальчишка юркнул за ним и с любопытством уставился на Гаврилу.
— Евдокия Вячеславна? — удивленно воскликнул боярич, когда мальчишка приподнял шапку, наползавшую ему на глаза.
— Я! А ты никак на турнир приехал?
— Приехал, — сияя, подтвердил парень. — Завтра первое состязание… придёшь смотреть? — спросил с надеждой.
— А как же?! — всплеснула она руками и сразу же засуетилась : — Надо подготовиться, а то дмитровские переживальщики за своих числом возьмут.
Гаврила ничего не понял, а боярин с укоризной посмотрел на него, но ничего не объяснив, коротко бросил:
— Завтра все увидишь!
Дуня побежала искать Ванюшку, а заодно Даринку. Ей срочно нужно было изготовить транспаранты, а ещё найти массовку для поддержки приезжей команды. Меховушки-помпомы она привезла из Москвы для брата, как и дудки. Посреди двора она обернулась, сообразив, что забыла спросить Гаврилу, как называется его команда.
— Мы «Вепри», — гордо крикнул боярич.
— О-о, — выдохнула Евдокия и помчалась дальше, бормоча себе под нос, каких знатных кабанов можно было бы нарисовать на флагах, если бы было время.
Прибежав к себе, она едва успела переодеться и дать поручения Даринке, как попала в руки мамы.
— Ты видела, как одевается Оболенская? Это же стыд и срам!
Милослава пылала возмущением, но сквозь негодование прорывалась целая буря самых разных эмоций.
— Так это иноземная одежда… — Евдокия постаралась отреагировать нейтрально. Каких-либо запретов на выбор одежды не было, и женки иногда удивляли совсем уж диковинными нарядами. А тут всего лишь польское платье.
— Ты ещё скажи, что сама хочешь так же нарядиться! — взвилась боярыня и закусила губу, из-за чего её лицо приобрело обиженное выражение.
— Ну-у, не так чтобы очень, но было бы интересно… — миролюбиво ответила дочь.
— Евдокия! Не смей даже думать!
— Да я чисто теоретически…
— Не дозволяю!
— А, ну и ладно, — покладисто согласилась она, и озабоченно произнесла, пятясь к выходу: — Пойду Еленку поругаю, а то ишь чего удумала! Ух я ей! — выскользнув вон, Евдокия отправилась искать Петьку, который тут на побегушках. За пряники он соберёт команду горлопанов и будет кричать что-нибудь вроде… тут она задумалась, пытаясь придумать рифму: вепрь-зверь-дурь-тварь…
— Чего-то не то, — остановилась она, схватив кончик косы. — Вепри-дебри-швабры-мабры. Да что же это такое? Пу-пу-пу, — медленно выдыхая, она попробовала ещё раз, но в голову лезла рифма только к слову кабан. Кабан-хулиган, кабан-топчан-каштан-балаган-таракан…
Петьку она нашла там же, где видела ранее. Его вновь поставили мыть полы при входе. Мальчишка с радостью откликнулся на предложение боярышни побыть переживальщиком команды «Вепрь» и готов был бежать немедленно искать соратников.
— А сколько пряников мы получим? И какие? — вовремя вспомнил он об обговаривании условий найма до взятых на себя обязательств.
— Соберешь десяток отроков, каждый получит по прянику, а ты дополнительный пряник за полный десяток. Но все твои товарищи должны громко кричать за команду гостей, победно дудеть, когда они побеждают и махать флажками.
— Само собой, — важно кивнул Петька. — А если я не один десяток найду?
— То опять каждому по прянику, а тебе дополнительный за новый десяток.
— А если…
— Если кто-то из твоих будет стоять молча, то вычту не только его пряник, но и два твоих.
— Э-э, а почему два?
— За попытку обмануть. А так-то пожалуйста, набирай сколько хочешь, но не разочаруй меня.
Петька тяжко вздохнул и признался, что вряд ли даже два десятка мальчишек наберёт к завтрашнему дню. Но Евдокия на это лишь улыбнулась и сказала, что было бы просто, то не пряники дала бы в награду, а квасу купила.
Договорившись с Петькой, сказала Гришане, что завтра поутру пойдёт на турнир.
— Евдокия Вячеславна, ты уж потише там, а то опять голос сорвёшь. Хочешь, я за тебя покричу? Я запомнил: «Мы пришли побеждать!» — гаркнул Гришка и несколько раз притопнул ногой.
— Впечатляюще, — усмехнулась Евдокия.
— Или вот, — обрадовался похвале воин, — «Сильные духом
