в вечно молодом теле. Последняя трепанация показала, что объём мозговой ткани снизился примерно на семь процентов…
Лейфаэн поморщился, вспомнив о неудачном опыте. Мало того, что ему не удалось скопировать структуру церебрума, которую вывел проклятый Враиль… Мало того, что он потратил впустую десяток лет, выслеживая хитроумного старика… Так тот ещё и дезинтегрировал своё тело, когда Лейфаэн уже готовился праздновать победу.
Он с вялым удивлением заметил, что сжал кулаки, а пространство перед ним задрожало жарким маревом. Рассеянная мана откликнулась на гнев — концентрировалась, разрывая ткань реальности. Усилием воли Лейфаэн подавил намечавшийся прорыв.
Фатальная ошибка при работе с гипоталамусом. После повреждения участка, отвечающего за агрессию, Лейфаэн стал вспыльчив. Будь это результатом намеренного вмешательства, в других обстоятельствах он гордился бы собой: как-никак запальчивость намного лучше беспросветной серости и безучастного равнодушия, которые вызывала естественная деградация эпифиза.
Но сейчас он нуждался в собранности и выдержке, как никогда прежде. В конце концов, он собрался встретиться с матерью.
Если повезёт, он захватит её живой.
Лейфаэн вздохнул, машинально свивая и распуская плетения. Магическое искусство давалось ему так же просто, как и всегда — с того рокового дня, когда Тиларна, Светоч Дня, победила в Солнценосной войне.
Нет.
Когда победили мельтрузиане. Сами, не опираясь на божественную помощь.
Лейфаэн был подростком, когда низвергли Милиам, и его воспоминания о тех временах тонули в зыбкой дымке, рождённой постепенно отказывающим мозгом. Он помнил лишь восторг, с которым осознал, что отныне способен повелевать магией — на уровне, недостижимом даже для ашур.
Тогда предполагали, что Тиларна перехватила у падшей сестры владение магическим искусством — и щедро одарила всех мельтрузиан, которые сыграли в её победе ключевую роль. Но сейчас, по прошествии трёх веков, Лейфаэн был склонен думать иначе.
Огромные магические силы, омоложение и бессмертие тела — в обмен на что? Почему его сердце бьётся так же легко и быстро, как сотни лет назад, в то время как мозг заживо гниёт в черепной коробке?
Что-то пошло не так. Богиня не могла не понимать того, что мельтрузиане биологически не предназначены для столь долгой жизни. Но она не провела никаких заметных для аппаратуры изменений в мозгах своих любимцев.
Общение с проекциями Тиларны и младших богов не принесло плодов. Ни они, ни божественные откровения не собирались давать ответы на терзавшие мельтрузиан вопросы.
Так что те были вынуждены добывать их самостоятельно.
Записи, которые Лейфаэн присвоил после того, как убил Враиля, содержали не только результаты тщательного анализа ашурского мозга. Немалая доля в них отводилась предмету, который ещё несколько столетий назад признали бы еретическим представители всех солярных народов.
Когда Лейфаэн добрался до этих выкладок, он почувствовал слабый укол зависти. Старик смог поймать парочку сородичей, которых он медленно и вдумчиво разобрал на составляющие, записывая их реакцию и, что важнее, работу регенеративных способностей тел.
Полученные данные разочаровали Лейфаэна.
Подумать только, недоумок застал врасплох целых двух мельтрузиан, и всё, на что хватило его фантазии, — это расчленить их. Он пытался понять, как развить механизмы восстановления, а также внедрить в мельтрузиан некоторые ашурские гормоны для усиления психической устойчивости.
Слишком примитивно. Слишком привязано к плоти.
Лейфаэн подозревал, что разгадка божественной тайны не может быть настолько простой. Отсрочка, а не спасение.
В документах Враиля нашлись любопытные теории. В частности то, что бессмертие было не подарком Тиларны за отлично проделанную работу, но прощальным проклятием Милиам. В пользу этого говорило то, что все мельтрузиане утратили репродуктивные способности и были обречены на постепенное угасание.
Лейфаэн усмехнулся, припомнив, какое решение предлагал старик.
Раз мельтрузиане не в силах противостоять гнёту пережитых лет самостоятельно, надо воспользоваться ашурами, которые способны жить до полутора тысяч лет.
Многие мельтрузиане пришли к схожим выводам. Оттого последнего ашура поймали лет пятьдесят назад. Но и эксперименты над заклятыми врагами не приблизили сородичей к исцелению.
И вот результат — запертые на Эксдилике, скованные плотью, они медленно сходили с ума, пытаясь нащупать спасение. Солярные церкви прикрывали их выходки и сваливали вину на происки недобитых приспешников Милиам; остатки дипломатического чутья призывали мельтрузиан не настраивать на себя весь мир… Но какому почитателю тьмы взбрело бы в голову вызвать дождь из лягушек в центре города?
От распада мозговых тканей страдал и Лейфаэн. Вспышки агрессии были лишь мелочью на фоне приступов безумия, которые случались всё чаще и чаще. Они усиливались, если он долгое время смотрел на мир Истинным Зрением, проникая в его изнанку, сплетённую из нитей грядущего и минувшего. Порой Лейфаэн забывал о том, кто он такой, и видел себя со стороны — жалкая мясная кукла, в которой был заключён могучий дух.
Это и навело его на мысль.
Зачем гнаться за телом, когда ответ кроется в душе?
В мельтрузианских хрониках упоминалась необъятная чёрная пустота, заполнившая вселенную. Она была столь огромна, что ни одно смертное создание никогда не преодолело бы и малой её доли пешком. Предки Лейфаэна, спасаясь от некой угрозы, создали огромный корабль для путешествия в пустоте. В летописях его упорно именовали ковчегом. Но даже с ним странствие к Эксдилике заняло сотню поколений. За это время мельтрузиане утратили невообразимое количество технологий.
Но какой смысл в технологиях, если любой, самый захудалый бог, в состоянии покорить безбрежные просторы меж звёздами за считанные мгновения? Чего стоит прогресс, если он ведёт вширь, а не вверх?
Избавиться от божественного проклятия можно. Достаточно самому стать богом.
Обретя невероятные силы, мельтрузиане вознеслись на самый верх смертной иерархии — и быстро утратили вкус к жизни. Им наскучили глупые игры, в которые играли люди и номмы, фелины и канины. Они переросли Эксдилику, — но были по-прежнему вынуждены влачить на ней своё существование. Они застряли между мирами: уже не простые смертные, но ещё не боги или даже природные духи.
Лейфаэну нравилось думать о смертных расах как о младенцах, безмятежно посапывающих в колыбели. Но мельтрузиане стали чересчур велики для колыбели, и они устремились прочь из неё, — лишь для того, чтобы обнаружить, что пелёнки никуда не делись и всё ещё удерживают их на месте.
Миссия Лейфаэна заключалась в обретении истинной божественности. Он верил, что отыщет способ скинуть путы материи и шагнуть на следующую ступень бытия.
Встреча с Иламидрис поспособствует достижению этой благой цели.
Машинально Лейфаэн покрутил нилис на безымянном пальце. Мать подарила его на совершеннолетие; её улыбка отложилась в памяти яркой праздничной вспышкой.
Будущее уже наступило, гласила гравировка.
Тогда и впрямь казалось, что будущее наступило. И кольцо должно было показать это. Его создали,
