обратила на него внимание. Мой дядя – крупный мужчина с татуировками, от которого веет опасностью, и, возможно, если бы я больше думала о нем, то тоже что-то почувствовала бы. Но при мысли о том, чтобы поговорить с Талией о происходящем, меня выворачивает наизнанку.
Я выключаю телефон, не желая отвечать. Возможно, Стил следит за мной прямо сейчас, ведь солнце уже зашло и на улице зажглись фонари.
Вместо того чтобы вернуться домой, я иду в сторону кампуса. С другой стороны от стадиона есть лес, в котором проложено несколько пешеходных дорожек, выложенных щепками. Город уделяет большое внимание благоустройству Краун-Пойнта, за исключением вопроса об освещении. Однако, на мой взгляд, для хорошей охоты необходима соответствующая атмосфера.
Я снимаю шарф с шеи и кладу его в карман куртки, а затем решаю идти быстрее. По моей коже бегут мурашки, и, оглянувшись, я почти не удивляюсь, что кто-то идет за мной. Конечно, он нашел меня.
Если это Стил… На днях он упомянул о возможном преследователе, который украл мою папку с нотами, но я не знаю, кто бы это мог быть. Я снова оглядываюсь, но тот человек, который шел за мной, уже исчез. Мое сердце замирает, и я ускоряю шаг, направляясь к лесным тропинкам.
Внезапно из-за угла появляется человек, и я сталкиваюсь с ним.
– Ого! – Чьи-то руки хватают меня за плечи, чтобы не дать упасть. – Аспен?
Когда я поднимаю взгляд, то вижу Чейза Кинга. Он смотрит на меня, нахмурив брови.
– С тобой все в порядке? – спрашивает он. – У тебя такой вид, словно ты увидела привидение.
– В порядке, – говорю я, высвобождаясь из его объятий. – Мне просто показалось, что я что-то увидела, и я испугалась.
– Куда ты идешь?
– В кампус, – лгу я.
– Я провожу тебя, – говорит он, поворачиваясь.
Он идет рядом со мной, тем же путем, каким сюда пришел. Меня тянет сказать ему, что он может оказаться втянутым в то, в чем не захочет принимать никакого участия, но в моем горле снова появляется комок и, кажется, я не могу выдавить из себя ни слова.
– О’Брайен хорошо с тобой обращается? – спрашивает он, и я удивленно поднимаю на него взгляд.
– Я думаю, мы подходим друг другу, – говорю я, глядя перед собой.
– Понятно.
– Я помешала твоим планам? Ты куда-то шел?
Я смотрю на сумку, перекинутую через его плечо. В отличие от меня, Чейз одет очень легко: на нем только свитер поверх футболки и джинсы. Но он же не собирался долго сидеть на холодной арене, как я, и его, кажется, совсем не беспокоит холод. Зима наступает слишком быстро, и это становится еще более очевидным после захода солнца.
– Я как раз собирался домой, – отвечает Чейз и оглядывает меня с ног до головы. – Краун-Пойнт – довольно безопасное место, но мне не нравится, что ты бродишь здесь одна.
– Спасибо, – бормочу я.
Мы добираемся до кампуса, но Чейз останавливается только у огромных дверей в административное здание.
– Дальше я сама, – говорю я ему. – Спасибо за твою… доброту. Я ценю это.
– В любое время, – улыбается он.
Он кивает самому себе и уходит в том направлении, откуда мы пришли.
Я провожаю его взглядом, а затем оглядываю окрестности. Вокруг, конечно, много студентов, но в целом я не замечаю ничего подозрительного: ни одного мрачного взгляда, от которого мое сердце забилось бы сильнее, ни намека на присутствие Стила О’Брайена.
Я спешу в аудиторию. В это время суток здесь почти никого нет, и это значит, что у меня будет возможность поиграть на фортепиано на сцене.
Я захожу в зал через дальнюю дверь и осматриваюсь в полумраке. Насколько я могу судить, здесь никого нет, однако моим глазам требуется время, чтобы привыкнуть к слабому аварийному освещению. Но я могу играть на фортепиано и в темноте. Что-нибудь простое, чтобы успокоить нервы. Стил не найдет меня здесь, ведь, по его мнению, я должна была испугаться и убежать.
Пройдя по проходу, я поднимаюсь по боковой лестнице и кладу сумку и куртку на край сцены. Мои пальцы дрожат, когда я отодвигаю скамейку и сажусь. Клавиши из слоновой кости едва различимы, но я знаю их расположение наизусть. Я устраиваюсь поудобнее, нажимаю пальцем на клавишу и играю одну ноту. Эта нота находит отклик в глубине моей души, вызывая желание заниматься музыкой постоянно.
На следующей неделе у меня прослушивание, и все свободное время между играми Стила и занятиями я проводила в репетиционной, стремясь добиться безупречного исполнения. Теперь я знаю каждую ноту наизусть и могу сыграть их не задумываясь.
– Я чувствую пустоту.
Я едва не подпрыгиваю от неожиданности, услышав голос позади себя.
Стил.
Он кладет руки мне на плечи, и я едва сдерживаю дрожь.
– А где же страсть? – шепчет он мне на ухо, и мое сердце замирает.
Его пальцы скользят по моим рукам, затем по талии и бедрам, а потом оказываются под подолом моей рубашки и начинают танцевать вдоль пояса легинсов.
– Сыграй еще раз, – приказывает он. – Но на этот раз вложи в игру свою душу.
Я делаю глубокий вдох и начинаю сначала, но, когда его рука проскальзывает в мои легинсы, проникает под трусики и он обхватывает ладонью мою киску, медленно вводя внутрь два пальца, – я сбиваюсь.
Стил очень медленно исполняет свою партию на моем теле, и, не дождавшись его комментариев, я снова начинаю играть. Я вкладываю в эту мелодию всю свою душу, потому что только Богу известно, где она окажется к концу этого вечера. Возможно, в руках Стила, если он этого пожелает.
Он мягко надавливает пальцами на точку G, и мои мысли путаются. Однако каким-то образом я не перестаю играть, а, наоборот, вкладываю в исполнение больше чувства и экспрессии, чем обычно. Вероятно, раньше я слишком боялась проявить себя.
Когда он касается моего клитора большим пальцем, меня охватывают всепоглощающее возбуждение и страсть, которые идеально дополняют нарастающее крещендо в этой части пьесы. Я задыхаюсь, выгибаю спину и чувствую, как мои плечи касаются его груди. Он стоит на коленях позади меня. Я чувствую его прикосновения, и это ощущение поглощает меня, как музыка, которую я играю. Кажется, он играет с моим телом так же, как я на музыкальном инструменте. Стил двигается в такт своей музыке, играя на моем клиторе и извлекая из меня какие-то глубокие, отчаянные звуки. Внутри меня все сжимается, а душа, кажется, вот-вот вырвется из моей груди, но, когда произведение подходит к концу, Стил отстраняется.
– О боже. – Я откидываюсь на