там зашито, что заставляет его цепляться за хозяев?
Она снова нервно оглянулась на дверь. Вроде никто не ломился. Ну, к Сечебуке сомнения, авось в гостях Джей сцен устраивать не станет.
— А ты не думал, что в другом месте тебе может понравиться больше?
Пальцы Джея на её руках сжались, но по крайней мере падать и кататься по полу он не стал.
— Не может.
Эдна всмотрелась в его решительное лицо.
— Почему ты так уверен?
Джей наклонился, как будто хотел сказать ей что-то на ухо, но передумал и не отвёл взгляда. Солнце как раз вышло из-за облачка и залило кухню ярким светом. Глаза Джея на этом свету сверкали чистейшей синевой, как какие-нибудь волшебные кристаллы в эфирной игре, а в реальной жизни Эдне и не попадалось ничего похожего. Неудивительно, ведь Джей и сам — не из реальной жизни. Он — создание каких-то злых учёных где-то далеко от Вегрии, его тело не человеческое, а разум не артефактный, и в отражении у него сидит огромный кот. Что из этого имело отношение к Эдниной реальности? На что из этого Эдна могла претендовать, как на своё, привычное?
— Потому что, — сказал Джей, — там нет тебя.
Сердце пропустило удар. Это ему речевая аура подсказала такие слова? Или всё-таки он привязан к Эдне какими-то настройками?
— Джей… — Она помялась, подбирая слова. — Если проблема в том, что что-то в твоей конструкции не позволяет тебе менять хозяев, то это можно решить. Я дам разрешение или договор подпишем, или артефактора попросим переключить… Тебе не обязательно всю оставшуюся жизнь сидеть при мне. Если ты хочешь сменить хозяина и дом, то мы можем это устроить.
Синие глаза раскрылись так широко, что стали видны белки выше и ниже радужки. Внезапно Джей отпустил её руки и отошёл на шаг, обхватив себя за локти. Он смотрел в пол, и лицо его ничего не выражало. Пока Эдна соображала, что случилось и как всё исправить, Джей потоптался на месте, поворачиваясь к ней спиной. А потом ещё потоптался — теперь уже поворачиваясь лицом.
Опустил руки по швам, пригнул голову и глубоко вдохнул, словно нырять готовился. Эдна попятилась, но далеко не упятилась, когда Джей всё-таки заговорил.
— Я отключил себе ауру человеческого контроля.
Слова не сразу сложились в смысл — говорили ведь о совсем другом, о выборе дома и хозяина, о… О принудительных настройках. Которые Джей себе снёс. Как? Разве так можно? А это не опасно?
Эдна помотала головой: не о том думаешь! Он отключил себе человеческий контроль — то есть, нет больше принуждения?
— Когда? — выпалила она.
Джей снова потупился.
— Когда первый раз был у артефактора.
Это же… В самом начале? Сто лет назад! То есть всё это время… Память на последовательность событий у Эдны была немногим лучше памяти на лица, но по её ощущениям почти всё произошло после того визита.
— То есть, — медленно произнесла она, — ты… Уже давно не обязан ничего для меня делать.
Джей молча кивнул.
— Тогда почему делаешь? — спросила Эдна и тут же сама поняла ответ: притворяется, чтобы не насторожить её. Хотя Эдна бы и не почесалась, если бы он сам не сказал.
— Потому что мне нравится.
Джей произнёс это так аккуратно, словно сами слова были чем-то ужасно ценным и хрупким, и как бы не сломать их, пока не выпустишь на волю.
Брови Эдны поползли вверх. Нет, наверное, Свити как-то так создавались, чтобы уборка приносила им удовольствие, но…
— Что именно нравится?
Джей сверкнул глазами из-под ресниц.
— Ты нравишься.
Эдна открыла рот — и не придумала, что сказать.
— Ты очень добрая ко мне, — продолжил Джей. — И относишься ко мне, как к человеку, хотя знаешь, кто я. И доверяешь мне. Я… таких людей не встречал, кто бы так… Здесь все добрые, но они не знают обо мне. В Госсамере мы были, как хлебопечки. Ты такая одна. Я не хочу другого хозяина.
Эдна со стуком захлопнула рот, прикусив щёку. в голове у неё орала пожарная сирена, заглушая все мысли.
— Я тебе нравлюсь… как что?
Джей обезоруживающе улыбнулся.
— Как варенье.
***
Остаток вечеринки Эдна запомнила плохо. Они с Джеем вроде бы мыли какие-то фрукты, а потом он втыкал шпажки в сэндвичи и резал их на много квадратиков. К вечеру на пляже развели костёр и водили вокруг него хоровод, призывая хорошую погоду на остаток лета. К счастью, Ноэль больше не появлялась — видимо, мать отправила её подумать о своём поведении.
Джей то и дело кидал на Эдну странные взгляды, но она не знала, что с ним делать. Варенье. Что это вообще значило?! Что она должна была понять из этого сравнения? Что Джей сам вообще понимал о человеческих отношениях? Он говорить-то не так давно научился. И да, оболочка его наводила на самые взрослые мысли, но начинка головы оставалась под вопросом. Понимал ли он, что значит быть с кем-то в отношениях? Или для него ублажить человека было такой же функцией, как пол помыть? Свити появлялись в мире уже сразу взрослыми, но насколько они на самом деле дееспособны?
Все эти вопросы грозили похоронить Эдну под своим весом, и потому она старалась думать только о том, что съесть, чем запить и как не полететь носом в песок, запнувшись о чей-нибудь стул.
Когда совсем стемнело, Антун кликнул Джея пускать салют. По всему побережью тут и там уже расцветали огненные цветы, отражаясь в воде, а с мыса, где стоял городок побольше, доносилась музыка. Заряды салюта попадали в ударные, и всё небо покрывалось мерцающими блёстками, которые складывались в картины — драконов, лилии, павлинов, планеты и галактики, а ещё подробные иллюстрации к легендам о происхождении созвездий.
Форму фейерверка чаще всего задавали на производстве, но Антун припас несколько штук со специальным экранчиком, на котором можно было нарисовать что душе угодно и запустить это — а уж установка сама расцветит искры так, что будет красиво. Эти-то Антун и выдал Джею.
— Ты у нас художник, — сказал он с усмешкой.
И Джей запустил — огромного довольного кота. Он разросся на полнеба, а вторые полнеба накрыл своим хвостом. Из моря же на него глядел такой же кот, и море в ответ заплескало в ладоши от радости.
— Какой необычный, — заметила Матильда,
