Ознакомительная версия. Доступно 38 страниц из 190
А просто выберем какие-то ключевые моменты. Скажем, начнем с Октябрьской революции в России и Германской революции. Пишем либо общие статьи, либо каждый свою по параллельным сюжетам. К примеру, пакт Молотова–Риббентропа – видение с обеих сторон. Из 20 написанных статей получилось 15 совместных. Но по пяти сюжетам ни мы, ни немцы не хотели отходить от своих позиций. В истории Второй мировой и Великой Отечественной войн по обоюдному согласию решили осветить три сюжета: пакт Молотова–Риббентропа, Потсдамская конференция и Сталинград. Статью по Сталинградской битве написал немецкий историк. Поскольку книга еще не вышла, я не сторонник того, чтобы раскрывать все детали, но могу сказать, что есть целый ряд положений, по которым немецкая позиция мне импонирует. Например, в статье подчеркивается, что гитлеровский режим Германии – это преступники, а немецкие солдаты оказались жертвами этого режима.
Впрочем, для россиян Сталинград – прежде всего святыня. Поэтому мы решили в новом учебном пособии дать и свою точку зрения на события 70-летней давности. У немецких коллег свой стиль написания, а мы подчеркивали самоотверженность наших людей, их героизм.
– По немецкой логике должно получиться так: если были жертвы, то среди них были и герои?
А.Ч.: Нет, ни о каких своих героях они там не пишут, только о жертвах режима.
– А как немецкие авторы описывают героические проявления со стороны советских воинов? Что сказано, к примеру, о доме Павлова?
А.Ч.: Про это почти ничего. Но много пишут о советских репрессиях, о заградотрядах. Вообще, героический пафос слегка приглушается, когда речь идет о нашей истории. И это одна из причин, почему мы все же решили написать параллельную главу. И там мы не будем скрывать, что был знаменитый приказ: «Ни шагу назад!» Были и заградотряды. Но люди-то наши сражались насмерть потому, что на кону стояла судьба страны, судьба их родных. И это не просто пафос, это реальные настроения войны.
– Когда историки пытаются подсчитать количество жертв Сталинграда, «карты им путают» так называемые «добровольные помощники» – это наши люди, которые сражались на стороне немцев. Их в плен не брали, а расстреливали на месте. Сколько их было?
А.Ч.: Около пятидесяти тысяч. Во многих случаях в отношении этих людей заседали военные трибуналы.
– Сталинград – город, который носил имя «отца народов». Гитлер боролся практически лично с ним. Насколько победить было для Сталина психологически важно?
А.Ч.: Здесь скрыта определенная символика и для немцев, и для наших. В стратегии войны Сталинград сыграл очень важную роль. После поражения немцев Италия вышла из войны, Япония и Турция отказались вступать в войну. И в жизни Сталина Сталинград играл совершенно особую роль. Дело в том, что есть документы, из которых ясно, что Ленин осуждал Сталина за неудачные военные операции в Царицыне в годы Гражданской войны. Поэтому мне кажется, что подсознательно он хотел реабилитироваться в 1942–1943 годах, закрыв эту неприятную страницу своей жизни разгромом немцев под Сталинградом.
– Когда говорят о моральной ответственности немецких солдат и их больной совести, приводят слова генерала Паулюса: «Вы только выполняли приказ». Что это был за человек?
А.Ч.: Паулюс являлся одним из любимых маршалов гитлеровского руководства, очень квалифицированный военный, «цвет нации». Весьма культурный, из старой немецкой военной аристократии. С достоинством. Он и в плен сдавался с достоинством. Хотя мог покинуть армию. Считал, что несет ответственность за все, что происходит. Паулюс не смог добиться у Гитлера разрешения вывести войска из «кольца». И считал это большой ошибкой. И хотя генерал был очень близок Гитлеру, я думаю, что если бы он был в Германии, то мог бы участвовать в оппозиции против Гитлера. Это следует из его характера и принципов. Но это, конечно, только предположение.
Наше школьное прошлое.
Академик Александр Чубарьян о больных вопросах школьной истории
21.02.2013, «Российская газета», Елена Новоселова
Прошлое нужно уважать, о нем следует говорить на хорошем русском языке, а читать о нем – в учебниках без внутренних противоречий и двойных толкований. Такие напутствия российским ученым-историкам дал Президент России Владимир Путин. Значит ли это, что в истории теперь будет главенствовать единственно правильный взгляд на сложные моменты прошлого?
Об этом наш разговор с директором Института всеобщей истории РАН, академиком Александром Чубарьяном.
Александр Чубарьян: Главная мысль Президента о том, что учебники должны быть основаны на единой концепции. Вообще-то идея некой унификации подхода к учебникам обсуждается уже давно. На последнем съезде учителей истории, который был осенью прошлого года, этот вопрос тоже поднимали. Кроме того, я собирал авторов учебников. Было около 30 историков. И мы решили по наиболее актуальным вопросам школьной истории выработать консенсусный подход. Ведь детям приходится очень трудно, когда, к примеру, на параллельных курсах по отечественной истории XX века и мировой новейшей истории им предлагают разные оценки. Не всякий учитель сможет выйти из положения. Мы составили перечень вопросов, по которым особенно чувствительно отношение общества к истории.
– Например?
А.Ч.: режде всего это оценка истории Великой Отечественной войны. Большой разнобой в учебниках по последним 20 годам истории нашего государства. Настолько большой, что некоторые авторы предлагали ограничить концепцию истории 1990-ми годами. Образование древнерусского государства тоже вызывает споры.
Президент говорил об учебниках, где на конкретных примерах рассказывалось, что судьба страны создавалась единением народов, традиций и культур.
– Глава государства упомянул о 989 национальных культурных автономиях и союзах, которые существуют в России. Какой нужен учебник, чтобы история всех народностей была в нем отражена?
А.Ч.: Идею единства страны и культур, консолидации страны, отраженную в учебниках, я очень поддерживаю. Мы готовим предложения по совершенствованию регионального компонента учебников: здесь действительно нужно навести порядок. Часто трактовки региональных приложений противоречат федеральным учебникам. И это недопустимо. Я считаю, что нужны какие-то общие рамки, принципы подхода к освещению исторических эпох. Это может быть, например, культурно-этнологический подход или какой-то другой. Но у всех региональных приложений этот подход должен быть единый, общий.
– И все же, при таком пристальном внимании к теме школьных учебников, как на партах появляются книги, трактующие Великую Отечественную войну в духе «Ледокола» Суворова?
А.Ч.: Экспертиза учебников должна быть усилена, это бесспорно. Сейчас за нее у нас отвечают РАН и РАО. Мне кажется, что к этой работе нужно активнее привлекать учителей-историков, делать мониторинг их оценки существующих учебников. К слову, недавно утверждены новые стандарты по истории, которые не включают в себя содержательных элементов. Там говорится только о компетенциях учеников.
– Как обществу понимать слова Президента о том, что учебники должны быть построены в рамках «уважения ко всем страницам нашего прошлого»? А ГУЛАГ?
А.Ч.: Уважение
Ознакомительная версия. Доступно 38 страниц из 190
