Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
лет спустя ее все еще преследовали кошмарные сны о тех, кто погиб, о детях, которых она забирала из семей. «В моих снах, — говорила Ирена, — я по-прежнему слышала их крики»[408].
Когда Адам Цельникер в 1961 году скончался от проблем с сердцем — ему было всего около пятидесяти, — их бурная любовная история, к тому моменту уже закончившаяся разводом и смертью одного из троих детей, тоже стала тем, что Ирена похоронила глубоко внутри[409]. Опустошенная потерями, она впервые с детства обратилась к религии, и ее возвращение к католичеству определенно послужило важным мотивирующим фактором в решении вновь выйти замуж за Митека спустя почти двадцать лет после их развода. Оно также стало причиной того, почему Ирена уже в глубоко пожилом возрасте, будучи набожной женщиной, приукрашивала сложные моменты их с Адамом военного романа.
В коммунистической Польше историю Ирены Сендлер рассказать было невозможно. Но многие из тех, кого спасли Ирена и ее ячейка, после войны осели в Израиле, Соединенных Штатах, Канаде и других странах, и в 1960-х самым младшим из них едва исполнилось двадцать. На Западе истории детей Ирены Сендлер стали получать все большую известность. В 1965 году на основании многочисленных свидетельств — и в особенности воспоминаний Йонаса Туркова — «Яд ва-Шем», учрежденная в память о Холокосте израильская организация, почтила Ирену Сендлер высшей своей наградой[410]. Ее имя добавили в список «Праведников народов мира» и посадили в ее честь оливковое дерево на Горе Памяти. Согласно еврейской традиции, в каждом поколении рождается небольшая горстка людей, своей добродетелью противостоящих окружающему злу, и Ирена была названа среди них. Со временем в этом списке оказались Яга Пиотровская, Мария Кукульская, Ирка Шульц, Мария Палестер, Ядвига Денека, Владислава Мариновская, Янка Грабовская, Юлиан и Галина Гробельные и даже Ян Добрачинский[411]. Власти, однако, отказались выдать Ирене соответствующий паспорт, чтобы она могла поехать в Иерусалим и получить награду лично. Ее объявили прозападным диссидентом и угрозой социалистическому строю.
Увы, но в самой Польше эта история постепенно стиралась из памяти. К концу 1970-х многих из спасенных ей людей уже не было в живых. Однажды в 1979 году Ирена, Иза и Яга встретились вместе с другими женщинами из своей прежней ячейки и сделали совместное заявление, закрепляющее для будущих поколений историю их удивительного сотрудничества. Оно в том числе гласило: «По нашим подсчетам (спустя сорок лет трудно вспомнить точную цифру), число детей, которым различными способами помогла «Жегота», составляет около 2500 человек»[412]. Ирена всегда подчеркивала, что спасала людей не в одиночку. «Всякий раз, когда люди говорили, что она одна спасла тысячи жизней, — вспоминает бывший еще мальчишкой в военное время Йорам Гросс, — она поправляла, говоря, что не знает точного числа и что в любом случае она делала это вместе с друзьями»[413]. Позднее Ирена признавалась: «Я хочу, чтобы все знали: да, я координировала работу нашей группы, но вместе со мной работало двадцать — двадцать пять человек. Я сделала все это не одна»[414]. После войны, когда Ирена составила список всех людей в Варшаве, принимавших участие в работе ее ячейки и спасавших еврейские семьи, он занял четырнадцать страниц, и имен действительно было сотни[415]. Ирена никогда не забывала того, что была всего лишь одним из этих достойных людей. И она хотела, чтобы мир их тоже не забыл.
В том же 1979 году на международной конференции, посвященной спасателям Холокоста, когда только начиналась история изучения деятельности «Праведников народов мира», профессор Фридман, стоя перед большой аудиторией, сказал, что со временем станет известно о сотнях таких людей. «Если мы узнаем, — сказал он в тот день, — имена всех достойных людей, которые, рискуя своей жизнью, спасали евреев, «Яд ва-Шем» превратится в огромный лес»[416]. Но лишь в конце 1980-х, когда в стране началась эпоха гласности, Ирена, которой к тому моменту было уже за семьдесят, смогла лицом к лицу встретиться в Израиле с теми, кого она спасла. Эти встречи спустя много лет были невероятно трогательными. Эти дети знали ее — если вообще знали — лишь под именем Иоланта. Но она была последним лучом их давно ушедшего детства.
Наконец в середине 1990-х, с окончанием «холодной войны», эту историю смогли рассказать и в Польше. Сначала ее восстановила для прессы группа американских школьников из Канзаса вместе со своим учителем истории, чьи воспоминания мы можем найти в книге «Жизнь в банке» (Life in a Jar). К началу нового тысячелетия, когда все наконец узнали правду, Ирене было уже почти девяносто и она оставалась одной из последних живых участниц тех событий. Отдельных эпизодов она уже не помнила. «Я могу вернуться лишь к воспоминаниям, выжженным в моей памяти событиями тех дней», — говорила Ирена, когда десятки лет спустя решила записать свою историю[417].
В 2003 году часть тех детей, кого она помогла спасти, подписали совместное обращение о выдвижении Ирены Сендлер на Нобелевскую премию мира[418]. Они сделали это вновь в 2007 году, и заданный ими импульс сделал свое дело. Международная пресса наконец обратила на нее внимание. Хотя в тот год премию вручили Элу Гору за деятельность в области изучения глобального потепления, никто не сомневался, что со временем Ирена получит заслуженную награду. Саму ее, впрочем, все эти разговоры о премиях и почестях только утомляли. «Герои, — говорила она, — на то и герои, что делают экстраординарные вещи. То, что делали мы, было нормально»[419]. Она всю жизнь прожила с призраками тех, кого не успела спасти, они снились ей по ночам.
Время Ирены Сендлер к тому моменту было драгоценным, его оставалось мало. В 2008 году, в возрасте 98 лет, успев стать свидетельницей не только доброй части столетия, но и увидеть, как вырастают те, кто выжил благодаря ее несгибаемому моральному кредо, Ирена Сендлер тихо покинула этот мир в небольшой квартирке в центре Варшавы, окруженная несколькими из «своих» детей. Она похоронена в маленькой рощице, где деревья осенью тихо роняют листву, и люди каждый год первого ноября зажигают на ее могиле свечи и украшают ее маленькими букетами цветов. Такие свечи горят здесь не только первого ноября. В тиши польского леса, где певчие птицы, как и прежде, приветствуют тех, кто способен услышать их зов, огонь памяти о ней неизменно отбрасывает алые блики в окружающих сумерках. На ее надгробном камне выбиты лишь годы жизни и имена родителей. Но если бы нам пришло в
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
