неистово лаять. При этом одна из собак не отходила от нас дальше, чем на двадцать шагов. Ничто не могло заставить ее присоединиться к остальной своре: либо она была слишком напугана, чтобы сделать это, либо — слишком верна, чтобы оставить нас. Тем временем, к нам подкрался один лев. И эта собака оказалась единственной, которая не убежала. Она упорно стояла на своем посту, дрожа и воя от страха, ежесекундно озираясь на хозяев. Лев был всего в десяти шагах от собаки, когда мы застрелили его.
В 1845 году мои братья Доув и Тёнис, супруга Доува, моя супруга и я остановились на постой неподалеку от крааля[37] Секукуни, на севере Трансвааля — там, где река Спекбом впадает в воды реки Стеенпорт. Мы распрягли фургоны, и я отправился на денек поохотиться в вельд. Я был верхом на лошади, и взял с собою свою старую четвертьфунтовую винтовку. Спустя примерно час я наткнулся на носорога и выстрелил в него. Увы, я лишь ранил животное, и оно скрылось в буше. Я быстро спешился, перезарядил оружие и стал медленно красться вперед, в нескольких шагах от моей лошади, чтобы в случае нападения носорога быстро оказаться в седле. Когда я второй раз нажал на спусковой крючок, моя винтовка разорвалась. Большой палец левой руки, замок и шомпол лежали передо мной на земле, а стволы взрывом отбросило мне за спину. Времени раздумывать не было, ибо раненное животное ринулось на меня. Я вскочил на коня и поскакал так быстро, как только мог. Мой преследователь отстал лишь тогда, когда я пересек ручей. Это позволило мне спокойно доехать до наших фургонов. На следующий день наши люди вновь направились к тому злосчастному месту. Там они обнаружили моего, еще живого, носорога, разбитую винтовку и оторванный большой палец.
Моя рука была буквально разорвана, плоть свисала клочьями. Я истекал кровью, как теленок на бойне. По пути к лагерю мне удалось перевязать рану большим носовым платком. Когда я добрался до наших фургонов, моя супруга и свояченица сидели у костра. Я подошел к ним с улыбкой, чтобы не испугать. Свояченица указала на мою руку, которая была похожа на большой кусок сырой говядины, поскольку платок насквозь пропитался кровью, и воскликнула:
— Брат Пауль, что же случилось с тобой на охоте?
Я велел жене, чтобы она принесла из фургона скипидар и промыла рану. Затем я попросил свояченицу снять мой патронташ. Теперь она увидела, что моя рука находится в ужасном состоянии и с тревогой сообщила, что я весь белый из-за того, что потерял много крови. Тем временем, жена принесла скипидар. Любой бур знает, что это надежное средство остановки кровотечения.
Помимо того, я предложил моему младшему брату сопроводить меня до ближайшей фермы — а она находилась примерно в получасе езды от нашего лагеря — дабы занять еще столько скипидара, сколько можно получить. Вместе с нами отправился Герман Потгитер, который впоследствии был жестоко убит кафрами. Когда он зашел в фургон и увидел меня, он воскликнул:
— Какая ужасная рана! Эта рука никогда не заживет!
Они собрались достаточно быстро, но я уже находился в полуобморочном состоянии. Видимо, чтобы успокоить меня, брат сказал:
— Чепуха, я видел раны и похуже.
В конечном итоге, мы добрались до фермы. Там мне все начали советовать послать за доктором, чтобы ампутировать руку. Я решительно отказался, ибо не мог позволить еще более изуродовать себя. Нужно было что-то делать с остатком кости, торчавшей из основания оторванного взрывом большого пальца. Я взял нож, намереваясь собственноручно выполнить операцию, но мои спутники отобрали его. Чуть позже я достал еще один нож и стал удалять с его помощью остатки плоти. Кровотечение удалось остановить, но операция была очень болезненной. Так как никаких болеутоляющих средств у меня не было, я все время твердил себе, что оперирую другого человека.
Рана заживала очень медленно. Женщины присыпали мне раны сахарной пудрой, я время от времени удалял омертвевшую плоть карманным ножом. Несмотря на все принимаемые меры, стала развиваться гангрена. Различные методы лечения не давали никакого результата. Черные пятна начали подниматься к плечу.
Тогда было решено испробовать еще одно средство. Убили козла, извлекли желудок и разрезали его. Я засунул руку в еще теплый желудок и держал ее там в течение некоторого времени. Удивительно, но это старое бурское средство принесло облегчение. Ко времени проведения второй подобной процедуры состояние руки, по мнению врачей, заметно улучшилось. Прошло долгих шесть месяцев, прежде чем рука окончательно зажила, однако еще до полного выздоровления я вновь начал ездить на охоту. Мне думается, что успех лечения следует объяснить тем, что козы, столь удачно оказавшие мне помощь, паслись возле реки Спекбом, где в изобилии растут различные целебные травы.
Глава II
Начало общественного служения
Поездка на реку Санд. — Сандриверская конвенция. — Карательная экспедиция против кафров. — Вождь Сечели. — Жизнь полна опасностей. — Рейды против кафрских вождей Мапелы и Макапана. — Крюгер в одиночку отправляется в логово кафров. — Бойня в ущелье. — Экспедиция против вождя Монтсиоа. — Крюгер берет в плен группу кафров.
Я был назначен ассистент-фельдкорнетом еще в 1842 году, но по-настоящему значимое положение занял спустя десять лет, когда меня избрали фельдкорнетом. В этом качестве в 1852 году мне довелось сопровождать старого генерал-команданта A. Преториуса на реку Санд, где была заключена знаменитая Сандриверская конвенция[38].
В том же году была проведена экспедиция против вождя бечуанов, Сечели. Я участвовал в этой экспедиции в качестве ассистент-команданта. Этот Сечели покровительствовал еще одному кафрскому вождю, по имени Моселеле, который был повинен в многочисленных убийствах буров. Сечели отказывался выдать негодяя в наши руки. В ответ на все наши требования, Сечели велел передать нам, что Моселеле спрятан так же надежно, как и пища, которую съел:
— Тот, кто хочет получить Моселеле, может прийти ко мне и попытаться вытащить его из моего чрева.
С целью проучить дерзкого вождя был снаряжен отряд команданта Шольца, в котором находился и я — в качестве заместителя последнего. Когда мы подошли к лагерю Сечели, кафрский вождь прислал к нам гонцов. Те передали, что Сечели предлагает не решать сегодня какие-либо дела, так как день был воскресным. Все возникшие вопросы он предложил урегулировать на следующий день. В то же время, он простодушно изволил передать нам просьбу поделиться с ним кофе и сахаром, вероятно в обмен на его любезность не осквернять воскресный день. Шольц отправил гонцов восвояси, заявив им, что хотя у нас есть и кофе, и сахар, но он не может дать их вождю, однако он
