сожмется, дернет… Но вместо этого дядя ласково погладил меня по голове. Удивившись, я распахнула глаза. Лицо Фернвальда было спокойным и дружелюбным.
– Что, тебя дома обижали, Энрике? – спросил он удивительно теплым голосом.
Я разрыдалась.
Следующие пятнадцать минут Фернвальд участливо похлопывал меня по спине, подливал в чашку горячего чая, а я все никак не могла успокоиться.
– Ну, не сердитесь, Энрике. Простите задравшему нос свину эту свинскую выходку.
– Зачем вы… это сделали… – хлюпала я. – Что вы, издевались, да?
– И в мыслях не держал!
– Тогда… я тре… Требую объяснений.
– Хорошо. Но только когда вы успокоитесь.
Я попыталась взять себя в руки. Однако прошло минут десять, прежде чем получилось унять рыдания. Я стерла рукавом слезы, кивнула Фернвальду. Тот вздохнул:
– Я давно знаю, что у вас нет дара. За много лет брат не написал мне ни строчки, но, поверьте, в вашем замке еще остались люди, которым не все равно. Например, ваш старенький повар, несколько служанок и прачек, садовник.
Я поняла, о ком идет речь: эти люди поколениями работали на семью Алертов, с тех дремучих времен, когда наши земли были еще самостоятельным княжеством, а замок окружал глубокий ров, который теперь порос травой.
Дядя между тем продолжил:
– Я не хотел так шутить, право слово. Не поверите, я сам очень волновался, ожидая встречи. Но вы вышли из поезда такая холодная и чопорная. За всю дорогу ни разу не посмотрели мне в глаза. Вот я и решил вывести вас на эмоции.
– Ужасное решение!
– Признаться честно, ваша реакция мне нравится: меня по-всякому называли, но чтобы «свином»… Скажите, Энрике, вы ведь сами это выдумали?
Я обиженно шмыгнула носом, не удостоив дядю ответом. Выдумала, ну и что? Следовало бы промолчать, но я не сдержалась:
– Для них я была «кукушонком». А вы заявили, что я «бездарная пустышка». Я имела право назвать вас как угодно.
Пару минут мы сидели молча. У меня началась жуткая икота, пришлось залпом выпить полную чашку чая, хотя он не успел остыть до конца.
– Эни – можно вас так называть? Я прошу прощения. За себя и за них. В моем доме вас никто не посмеет обидеть, а что касается дара… Что же, я встречал людей с даром, но без совести. И других, честных, смелых и добрых – но без дара. Вы же сами понимаете: в наше время благородная кровь почти перестала иметь значение. Человек ведь не выбирает, в какой семье родиться. А у богов в любимчиках только свои потомки.
Он говорил низким бархатным голосом. Я прикрыла глаза, и меня словно захлестнуло теплой волной. Кажется, даже покачиваться начала. Сказала невпопад:
– У меня есть совесть.
– Постараюсь запомнить. Кстати, милая Энрике! Чтобы вы окончательно меня простили, я позволю вам завтра спать, сколько пожелаете. Когда проснетесь – поезжайте, посмотрите город. Кстати, рекомендую заглянуть на Аллею Красоты. Там находятся лучшие лавки с дамской одеждой, шляпками и украшениями. Я дам денег.
На мои колени опустился кошель со вздувшимися боками. Я нахмурилась.
– Спасибо, но у меня есть свои. – Конечно, я подготовилась на случай, если дядя меня все же не примет. Собрала все сбережения; в отличие от Лилии, я не тратила на безделушки деньги, выдаваемые отцом. Забралась даже в комнату брата и, скрепя сердце, забрала несколько купюр, вложенные меж страниц книги про древние деревянные корабли.
– Все равно берите. А то вдруг на самую красивую шляпку не хватит? – Дядя лукаво подмигнул.
Я улыбнулась и подумала, что, кажется, начинаю привыкать к его манере общения. Главное, чтобы он больше не давил на больное.
Проводив меня до комнаты, Фернвальд пожелал спокойной ночи.
Я не стала зажигать все светильники, обошлась одним, над кроватью. Быстро умылась, переоделась, легла в постель, мягкую, с запахом свежести. На потолке были изображены пузатые дракончики: раздували пламя, учились летать, прыгали через жердь. Краски порядком выцвели, но лапки, хвостики и белые нагрудники не стерлись. Рассматривая потолок, я почувствовала себя маленькой девочкой.
Приподнялась на локтях, дернула цепочку-выключатель.
Глава 4
Алан
Проснулась я поздно и в плохом настроении: снилось, будто я на борту корабля. Стою на палубе, вглядываясь в горизонт, жду, когда покажется полоса земли – но ее все нет. А компас сошел с ума, бешено раскручивает стрелку. Карта же неуловимо меняется: стоит отвлечься на несколько секунд, материки и океаны перемещаются.
«Ничего, это лишь сон, – вздохнула я, разглядывая дракончиков на потолке. – Какие милые. Если бы в этой комнате жил ребенок, он был бы в восторге». Я поднялась, добрела до умывальни. Ужаснулась, заметив, как сильно опухли веки после вчерашних рыданий. И почему я не сдержалась? Мне ведь и слова пообиднее говорили.
Я принялась методично приводить себя в порядок. Разобрала чемодан, переоделась в удобное платье, уложила волосы. Вздохнула, бросив взгляд в зеркало перед тем, как выйти в коридор: казалось, я совершенно не сочеталась с роскошной обстановкой. Воробей, случайно залетевший в королевский сад, где водились лебеди.
Поместье было погружено в уютную тишину, по галереям носился легкий сквозняк. Попадавшаяся навстречу прислуга поглядывала с любопытством, вежливо интересовалась, нужна ли помощь. Одна из девушек проводила меня до столовой и сообщила, что Фернвальд отбыл рано утром и, возможно, вернется лишь завтра. Ну и слава богам! Значит, сегодня не придется смущаться, мириться с его странными манерами. И жалеть, что взгляд дяди ласковый, такой, каким папа на меня никогда не смотрел. Не думать! Не думать и не вспоминать.
Покончив с завтраком, я задумалась: а что теперь делать? Поместье огромное, его, кажется, и за неделю не обойти. Галереи и залы украшены картинами и скульптурами – дядя, судя по всему, любил коллекционировать искусство. Вот только я в нем не разбиралась. Прогуляться по скверу, который виднелся из окна моей новой комнаты? Погода хорошая; осень в столице мягкая, не похожая на алертовскую, туманную, с колючим ветром и первыми заморозками.
И все же я отправилась в библиотеку. Еще вчера хорошо запомнила дорогу туда. «Дурочка, отдохнула бы сегодня. Еще найдешь время», – злилась я на себя, но продолжала путь.
Библиотека показалась мне величественной. Она походила на лабиринт: коридоры из высоких книжных шкафов разветвлялись и сплетались; некоторые упирались в запасные выходы или подсобные помещения, другие вели в самое сердце, где находился камин. Пол перед ним был устлан ворсистыми коврами. Чуть дальше – несколько кресел с торшерами, пара столов, глобус в половину моего роста. А еще тумбочка, в которой оказалась бумага, карандаши, конверты, открытки и другие полезные
