нашей связи она забеременела.
Такой поворот выбил меня из колеи. Я не считал себя праведником никогда. Но от услышанного меня наполнил гнев. Возможно, даже праведный. Я чувствовал, что меня накрывают эмоции. Мне захотелось кричать, оскорблять этого дурака, возможно, даже ударить. И приложив не мало сил, я лишь выдавил из себя сухое.
– А теперь? Всё?
Теперь уже я выбил из колеи Виталия. Его глаза округлились, а губы начали шевелиться, пытаясь что-то сказать. Получилось у него это не сразу.
– Ты меня слушал? – повышая голос, начал он. – Я не смогу с этим жить. Я не должен после этого жить. Как я теперь в зеркало смогу посмотреть!? Я предал сына! Предал память жены! Обесчестил жену своего сына! А честь для меня не пустой звук. Быть может, для тебя измена это и норма, но для меня нет ничего страшней предательства! Не будь я трусом, сам бы прикончил себя. Но зачем-то, приперся к тебе! А ты не лучше, такой же трус!
Он уже просто кричал. Его всего трясло, а глаза налились кровью. Решив чуть его остудить, я взял пистолет. Опершись на стол локтем, направил дуло в его сторону.
– Значит, ты хочешь умереть? – чуть повысив голос, сказал я.
Он тут же перевел взгляд на ствол револьвера. А я допустил ошибку. Растерявшись от собственного безрассудства, я отвел глаза. Я посмотрел на своего помощника, надеясь хоть на какую-то помощь. Но его лицо, как всегда, не выражало никаких эмоций. Он пристально следил за каждым моим движением. До гостя ему совершенно не было никакого дела. Архон же, напротив, не скрывал свой интерес и, приоткрыв рот, смотрел на нас, округлив глаза. И именно в тот момент, когда я искал поддержки и помощи, случилось страшное. Я почувствовал, как на руке, что держала пистолет, сомкнулись руки Виталия. Он дернул на себя и приставил ствол к своему лбу. Мы оба поднялись со своих мест. Во мне рос страх. Я смотрел в налитые кровью глаза Виталия. В них будто разожгли костер. На секунду мне показалось, что у стоящего за его спиной Сапофи, точно такой же огонь в глазах.
– Стреляй! – прошипел на меня Виталий.
– Нет. – попытался как можно спокойней произнести я.
В моих ушах зазвенело. Теплая влага оросила моё лицо.
Не знаю как, но он нажал моим пальцем на спусковой крючок. И его тело повалилось на пол. На короткий момент, перед этим, его огонь в глазах пропал. И сменился на ужас.
И вот, я стою и смотрю на дым, что тонкой струйкой поднимается над стволом. Нос раздражает едкий запах пороха. А передо мной на полу лежит мертвое тело, из головы которого течет кровь. А я смотрю в пустоту. В пустоту того места, где только что стоял живой человек. И оружие, которое отняло жизнь у него в моих руках. И не важно, хотел ли я этого.
Силы покинули тело. Рука выпустила револьвер, который звуком своего падения на стол заставил меня вздрогнуть и осесть на стул. Руки начали искать по карманам сигареты. А взгляд, всё так же смотрел в пустоту.
Боковое зрение уловило движение. Сапофи молча скрылся за дверью, что за барной стойкой. А Архон, поаплодировав, направился ко мне.
– Ну ничего, ничего. – похлопав меня по плечу и сунув мне сигарету, проговорил он.
***
Не помню, как я очутился в своём кабинете. Наверное, мне помог подняться Архон. Или, быть может, Сапофи. Не помню. Но сам, я вряд ли смог бы добраться. Силы покинули моё тело. Я лежал в кресле, именно лежал, не сидел. В ушах до сих пор стоял звон от выстрела. Слабой рукой я отёр лицо. На ней была кровь. И теперь она была размазана по моему лицу. Но не было ни желания, ни сил смывать её. Я просто закрыл глаза и глубоко вздохнул.
Сквозь закрытые веки пробивался свет от пламени камина. Я попытался зажмуриться посильнее, но от этого сильнее начинала болеть голова. Правда, она и так болела очень сильно. Но без резких движений и напряжений можно было как-то терпеть.
Признаться, я не хотел закрывать глаза. Ведь, тогда приходилось переживать всё, что только что произошло. Картинка была настолько четкой, что казалось можно её потрогать. Но с открытыми глазами было только хуже. Дело в том, что тогда мой взгляд приковывала к себе стена. А её я начинал побаиваться. Она вновь стала жить своей, только ей понятной жизнью.
Мы всегда боимся того, чего не можем объяснить. А найти объяснения этой чудо стене, увы, я не мог. Научного, ну или на худой конец, хотя бы логичного. Списать всё на галлюцинации? На то, что я сошел с ума? Можно. Но это никак не решит проблему. Не думаю, что мой помощник тут же вызовет мне психотерапевта. Нет, всё останется как прежде.
И решив, что хуже всё равно не будет. Я решил открыть глаза и посмотреть в лицо своему страху.
Пламя огня от камина будто обжигало меня, стоило лишь взглянуть на него. Дрова затрещали и начали выбрасывать снопы искр. Звон в ушах стал походить на какофонию. Как я и предполагал, линии на стене вели свой хоровод. Я будто попал на какой-то дьявольский концерт. Бесы на стене будто плясали вокруг костра под аккомпанемент звона в моих ушах. Вылетавшие мне под ноги искры, создавали впечатление моего присутствия на этом шабаше. Быть может, и я стал одним из них. И осталось только пуститься в пляс.
И так, очутившись разумом в незнакомом мне месте. Средь чертей, ведьм и падших Богов. Кем я был для них, жертвой на алтаре? Верным слугой или собратом? Не важно. Хоровод подхватил меня и закружил в этом кошмаре.
К счастью, моё тело, так же осталось лежать в кресле у камина. На стенах комнаты играли блики от костра. Моё тело погрузилось в сон. Сон, который сулил успокоение.
Глава 5
Кабинет заволокло едким дымом из камина, в котором потрескивали сухие дрова. И хотя стояла довольно теплая погода, можно сказать даже жаркая, я все равно разжег камин. И из-за теплой погоды весь дым поволокло в кабинет. В конечном счете он все-таки нашел себе путь наружу через дымоотвод, но та часть его, которая прорвалась внутрь кабинета не рассеивалась. В купе с темнотой за окном, дым создавал непроницаемую пелену для света и единственное место, которое можно было отчетливо разглядеть, находилось возле камина. Казалось, будто камин, кресла и столик находятся вне пространства. И парят над бездной.
Так, в привычном уже кресле возле камина я расположился с бутылкой хорошего коньяка.
С того злосчастного вечера прошло уже трое суток. К счастью, всё это время меня никто не беспокоил. И можно было спокойно пораскинуть мозгами. А подумать было над чем. Как так получилось, что я приложил руки к смерти человека и сижу здесь, не неся никакого наказания? Помнится, Саша говорил, что каждый неминуемо должен нести наказания за свои проступки. Каким будет моё? Мысль воспользоваться способом Александра посещала меня ни раз. Мне даже удалось зарядить револьвер одним патроном. Но на большее не хватило духа. Страх, что я умру и попаду в ад не позволил даже поднести ствол к виску. И где-то внутри ещё теплилась вера в Бога, и в то, что мне непременно придется перед ним отвечать. Борясь с этим страхом, я погружался в раздумья и созерцания стены. Что интересно, при свете дня линии на стене оставались неизменными. Да и ночью, едва ли можно было сказать, что их движение напоминает хоровод. В который мне удосужилось попасть.
И этот вопрос мне тоже не давал покоя. Но сейчас в моей голове засели другие мысли.
А терзало меня следующее. В первый день, после пробуждения, я пытался отвлечься, погружаясь в воспоминания. В хорошие воспоминания. Но казалось, что я блуждаю в сумеречном лесу. Где все тропинки моей памяти ведут лишь
