вырваться.
Когда в пламени свечи грустно улыбнулась Ингрид, Бэрр машинально потянул было руку… недовольно потер обожженные пальцы и решил, что с него хватит. Проходя мимо певца, бросил серебро, на что тот, опустив лютню, уставился в неверии, а потом радостно захлопал в ладоши:
— Спасибо, добрый господин!
Бэрр не ответил. Надо было о многом поразмыслить, а этот калека с грустным голосом сбивал с толку, заставляя думать о чем хочется, а не о чем должно, вспоминать ласковые солнечные пряди и доверчивый синий взгляд.
Время до смены патрулей еще было, и Бэрр свернул в другую сторону от сторожки охраны, решив переброситься парой слов с одним вздорным нищим. Улицы пустовали, в ночное время мало кто отваживался бродить по Городу темных вод, да и участившиеся нападения аутло превратили мирный торговый Айсмор в город-форт, постоянно готовый к атаке.
Глава 4
Визитеры, или Услуга личного характера
Угли наутро погасли,
Мир расплескался и умер.
Трепет сплетения пальцев,
Горечь касания сердца,
Греза слияния судеб.
Нежной жемчужной капелью,
Кожи легонько касаясь,
Светом стекая с ладоней,
Душу ты мне согревала —
Ту, что осталось так мало!
Ту, что не знает, но помнит.
Ты возрождала из пепла
Все, что давно позабыто,
Все, что снегами укрыто,
В мире, где был я и не был.
Видно, так боги творили:
Скрип и печаль колыбели,
Шорох волны, плач свирели,
Неба беззвездного иней…
Только подслушана сказка,
Только украдено имя.
Абигейль ради единственной подруги была готова и на ночное путешествие. Она стояла на деревянном тротуаре и, задрав голову, разглядывала подозрительно темные окна третьего этажа.
Своему охраннику, стоящему позади — широколицему белокурому юноше по имени Робин — Абигейль нравилась. Она, хоть и была порой заносчивой и резкой, гораздо чаще проявляла доброту и отзывчивость. Робин очень хотел называть ее Эбби и быть ей по меньшей мере другом, но приходилось лишь тенью следовать за ней и выполнять разные мелкие поручения.
Если бы Эбби стали расспрашивать о подруге, то она, подумав немного, начала бы с внешности — женщины часто выделяют ее в первую очередь. А будучи девушкой честной, отметила бы все, в чем считала, что Ингрид ее превосходит: густые золотистые волосы, вьющиеся упругой волной, молочной белизны кожа, яркие голубые глаза. Эбби иногда со вздохом говорила подруге: «Мне бы твою косу!», а та лишь недоуменно улыбалась в ответ, привлекательной себя не считая.
Абигейль не встречала более чистого душой человека и столь не приспособленного к жизни, поэтому, хоть и была младше, старалась всячески опекать подругу. Ингрид всегда замечала, что ее обсчитывают в лавках или обвешивают на рынке, но молчала, и лишь по тому, как опускалась ее голова, можно было догадаться о ее огорчении. Еще умудрялась помогать двум престарелым айсморкам и одной семье Нижнего Озерного, хоть и работала без продыху.
А может, что случилось? Эбби слышала многое за это утро, крайне взволновалась и решила, что просто должна попасть к Ингрид.
— Не лезь! Держись позади и вести себя тихо! — приказала она Робину, попытавшемуся проскользнуть мимо.
Юноша кивнул, продолжая внимательно прислушиваться к каждому шороху. А сам подумал, что будь он поуверенней, то сначала бы обшарил все места, как туда ступит нога хозяйки. Но он в неисчислимый раз вздохнул и остался, где ему сказали. Сделай он что-нибудь вопреки строгим указаниям — беды не миновать. Ему было велено приглядывать за ней, а спор или попытка в чем-то воспрепятствовать Эбби… госпоже Абигейль мог кончиться ее побегом. Такое уже бывало — и тогда его спине доставалось от тяжелой руки ее отца, но в первую очередь он корил себя сам.
Как только он все же решил постучать, из тени показалась темная фигура. Эбби взвизгнула, а Робин в ожидании худшего выхватил кинжал, закрывая собой хозяйку.
— Не подходи!
— Да это же я, Гаррик! — скинул серый капюшон с голову знакомый Робину лопоухий стражник с льняными вихрами и оттопыренными ушами. — Ингрид караулю. Доброй ночи, милейшая госпожа Абигейль, дочь уважаемого господина Абрахама!
— Она дома? — взволнованно спросила девушка, отодвигая от себя Робина. — Зачем ты ночью-то ждешь?
— Дома госпожа Ингрид, — степенно ответил Гаррик. — А жду, поскольку велено поутру в ратушу сопровождать.
— Ну так и шел бы себе утром, — буркнул недовольный своим испугом Робин.
— Э, нет. Приказ был дождаться, когда выйдет! Вот вы же ходите по ночам, и другие могут, — ответствовал Гаррик. — Вас знаю, вам можно. Проходите, — важно произнес он и опять скрылся в тени.
Робин пожалел, что нельзя припереть Гаррика к стенке, да сведения выудить. Особой дружбы между ними не водилось, а все же береговой береговому завсегда друг.
На третий стук уже кулаком открылась дверь и показалась домохозяйка. Щурилась подслеповато и поджимала губы с редкими волосиками, ну ровно раскормленная и недовольная мышь.
— Я к Ингрид, — поздоровавшись, произнесла Эбби, а эта склочница запричитала невпопад:
— А я женщина приличная и лиц недостойного поведения терплю под своей крышей из последних сил! Мужа нет, вот и лезут куда ни просят! Вот и ходят, вот и ходят, где ни попадя!
Если женщина сама зарабатывала на жизнь, это могло считаться недостойным поведением, но вряд ли хозяйка стала бы ругаться на свою квартирантку из-за должности архивариуса, которую Ингрид занимала не первый год. Неужели слухи верны?
Робин и Эбби переглянулись.
Сопровождаемая угодливой улыбкой, торопливыми словами: «Вот уж радость так радость, что наш дом, позабытый достойными людьми из-за всяких невыносимых девиц, посетила дочь такого уважаемого человека!» и просьбой приходить почаще, но только к ней лично, Эбби быстро прошла мимо хозяйки, ничего не ответив на ее излияния — от приторной сладости чуть не склеились челюсти.
Она задрала нос, с важным видом обошла пожилую айсморку, не посмевшую ее задержать, подобрала юбки и заспешила наверх по скрипучей лестнице. Не для того она целый день переживала, чтобы теперь остановиться!
Эбби взволновалась еще с утра, когда она, не в силах утерпеть до вечерней встречи, пришла в ратушу. А наткнулась на запертую дверь архива. Пожилой работник в соседней библиотеке только пожал плечами. Потом Эбби ожидала Ингрид в условленном месте на Кружевном мосту, держась за веревки и любуясь закатом, еще позже, когда с воды потянуло холодом и тиной, поскучала в кофейне. Полакомилась чудными булочками с корицей, которые в тревоге уплела за себя и за подругу.
Сплетни, до
