нас хорошо идут дела, прекрасная ферма, и все это благодаря нашему собственному труду, – запротестовала Тайба, но бабушка Ханна только кивнула.
Вечерами, накануне праздников или по пятницам, соседи и друзья из деревни и ближайших деревень собирались в доме дедушки Шмуэля и молились в большой комнате, которая служила сельской синагогой. Женщины в соседней комнате слушали голоса молящихся мужчин; они тихонько болтали или присоединялись к общей молитве. Шурка тоже любила молиться со всеми. Она рассматривала молящихся через деревянные щели, видела их закрытые глаза и удивлялась, как они покачивались из стороны в сторону, завернутые в белую ткань, которую папа называл «талит».
Праздник Симхат Тора семья отправлялась праздновать в город Острув-Любельски, где, как объяснил Шурке папа, была большая еврейская община.
– И там правда евреев больше, чем в нашей деревне?
– Намного больше, – сказал папа, – там треть всех жителей – евреи. Более полутора тысяч.
– И у всех достаточно яиц?
– Конечно. Они торгуют; покупают дешево и продают подороже.
– Что они продают?
– В основном одежду, обувь и ткани.
Еврейская община Острув-Любельского была старой, и дела в ней шли очень хорошо. В синагоге с гладкими стенами и круглыми окнами Шурка и Тайба поднимались в женскую часть, где любили смотреть, как раввин очень осторожно, словно держа новорожденного ребенка, вынимал из деревянного шкафа свиток Торы, покрытый вышитым шелком. Он нежно целовал свиток, молился, пел и танцевал с ним. После этого раввин передавал его другим мужчинам. Когда приходила очередь Якова Менделя, Шурка, держась за его пальто, бежала за ним, гордая за своего отца. Затем папа передавал Тору кому-то другому, поднимал Шурку на плечи и танцевал. Иногда поляки приходили разделить с евреями их праздник, приносили с собой хорошее вино, восторженно аплодировали пению и танцам.
Увы, сегодня на месте, где когда-то стоял храм, стоит ничем не примечательный, обычный дом, а некогда прекрасная синагога превратилась в заброшенное хранилище одежды. В городе не осталось и следа от величия этого здания. Звезда Давида, нарисованная на нем, исчезла, как и семисвечник, стоявший у большого входа. Свиток Торы, завернутый в шелк, давно обратился в пепел.
И жизнь продолжалась своим чередом.
Как будто ничего не могло случиться.
На Рош ха-Шана, еврейский Новый год, Шурка получала новую зимнюю одежду. На Суккот из стволов вязов, которые росли в лесу, два Якова Менделя строили сукку, временное сооружение в тени, напоминающее о выходе израильтян из Египта. Вокруг стен они натягивали белые простыни, а Тайба развешивала бумажные украшения, которые всегда делала сама. На Хануку папа делал Шурке менору из дерева, которую она раскрашивала и украшала золотыми звездами. Но из всех еврейских праздников Шурка больше всего любила Песах. Она впитывала аромат весенних цветов, прикасалась к мягким нежным листьям, которые прорастали на ветвях деревьев, и танцевала на полях, которые ласкало солнце после долгой снежной зимы. Больше всего в доме дедушки и бабушки она любила праздничную трапезу. Вся семья собиралась за праздничным столом Седера, элегантно одетая в свои лучшие праздничные наряды. Серебряные подсвечники, специально начищенные к празднику, украшали стол, накрытый белой скатертью и уставленный синей фарфоровой посудой. Для Шурки все это было словно из волшебного мира сказки.
Почетной обязанностью Шурки было открывать дверь пророку Илии. Она была уверена, что пророк посетил их дом и выпил сладкое вино, которое они для него приготовили. «Скоро он придет к нам с Мошиахом бен Давидом», – пели они, и Шурка, у которой уже закрывались глаза после вкусной еды и долгой службы Седера, просила родителей не забыть разбудить ее, когда придет Илия, потому что она очень хотела подарить ему серебряную чашу, которую Тайба и Яков Мендель обычно держали в деревянном шкафу.
«У нас все было хорошо, – скажет Шурка внукам много лет спустя. – Мог ли кто-нибудь знать?.. Тогда было так хорошо, от той счастливой жизни, что мы там прожили, теперь остались только воспомина – ния».
* * *
Когда Шурке исполнилось шесть лет, она, как и все деревенские дети, пошла в польскую школу в соседнем селе. Школа представляла собой небольшое каменное строение, окруженное цветником.
Каждое утро деревенские дети – и евреи, и христиане – собирались возле Шуркиного дома и ждали ее, чтобы пойти вместе на уроки. Детей было немного, с ранцами за спиной, они пели и гонялись друг за другом по дороге в школу, или соревновались, кто найдет самый круглый камень, или кто первым увидит зеленую птицу. Старшие дети шли впереди и присматривали за младшими.
Зимой Тайба приходила забирать Шурку из школы и надевала ей галоши, чтобы она могла идти по снегу.
– Расскажи мне, малышка, как прошел сегодня твой день.
– Все хорошо, мама. – Шурка обняла маму за шею.
– А когда учитель спрашивал тебя, ты знала ответы?
– Я отвечала правильно и получила золотую звезду.
– О чем тебе больше всего нравится узнавать в школе?
– Мне нравится слушать о том, как все было давно-давно, узнавать о том, как люди жили раньше.
Шурка помахала одноклассникам на прощание. Тайба надела на Шурку пальто и застегнула его.
В четвертом классе Шурку выбрали вести классный журнал, и эта работа ей очень понравилась.
– Из всех детей выбрали меня, – сказала она отцу тем вечером, сидя и усердно записывая что-то в журнал. – Учительница сказала, что я несу ответствен – ность.
– И еще – внимательная ученица, – с гордостью добавила Тайба, – которая всегда знает ответ на вопросы учителя.
И папа Яков Мендель с гордостью посмотрел на свою дочь.
3
В школе в Вульке-Заблоцкой, как и в других небольших деревнях поблизости, дети учились до четырнадцати лет. Лишь немногие поступали в среднюю школу в соседнем городе.
Девочки, как правило, не продолжали учебу, восьми лет обучения им было вполне достаточно. Но Шурка была среди немногих девушек, которым посчастливилось пойти дальше.
Когда Шурке исполнилось пятнадцать лет и она уже была красивой молодой девушкой, семья решила, что пришло время ей освоить профессию. Этого очень хотела мама, того же хотелось и Шурке. Но им пришлось преодолеть сопротивление Якова Менделя, который совершенно не понимал, зачем дочке нужна профессия.
– Она должна жить здесь и помогать тебе.
– В наше время ей бы не помешало уметь что-то еще, помимо ухода за курами.
– Совсем скоро она выйдет замуж, и тогда муж будет заботиться о ней.
Тетя Алинка тоже поджала губы, услышав эту идею.
– Зачем? Пусть остается дома и помогает, –
