всякий раз, когда я думаю о тебе, я ненавижу не тебя, а себя. Ненавижу за то, что у меня не хватило сил уйти от тебя в первый раз. За то, что позволила тебе лишать меня счастья на протяжении стольких лет. Я ненавижу себя за то, что думала, будто заслужила все это, заслужила, чтобы мне никогда не говорили, что я красивая, или умная, или смешная – или просто что я чего-то стою. Ты заставил меня поверить, что я сама виновата в том, что ты мне изменял, потому что я тебя не удовлетворяла. Но сейчас я понимаю, что такие, как ты, не удовлетворятся никогда. И это ты меня не заслуживал.
Он усмехается, его щенячья невинность превращается в классическое защитное высокомерие.
– Энди сказала мне, что тебя бросил твой оловянный солдатик. Ему тоже удалось отщипнуть кусочек на стороне? По крайней мере, у него ушло намного меньше времени, чем у меня, чтобы понять, что ты самая неинтересная, бесполезная женщина, которую только можно найти.
Мне хочется влепить ему пощечину и стереть эту самодовольную улыбочку с его физиономии. Или еще лучше – оторвать ему голову и использовать пустой череп вместо шара для боулинга, чтобы бросить его в Энди.
– Знаешь, Брэн, мы могли бы присесть вон на ту скамеечку, и я могла бы оскорблять тебя весь день, не останавливаясь, даже чтобы вдохнуть. Но я уже выкинула ради тебя семь лет жизни, и у меня не осталось свободных сил, чтобы тратить их на мужика, с которым я за все это время ни разу не кончила. Не приходи сюда больше. Не звони мне. Я никогда больше не буду думать о тебе начиная примерно с этого момента.
И я захожу в офис, не оглядываясь. Оказавшись внутри и захлопнув дверь, я выдыхаю, а потом сама себе «даю пять», что, правда, сразу существенно понижает градус пафоса. На меня накатывает облегчение. Я даже не понимала, как он давил на меня, до этого момента. Все вокруг вдруг стало легче, свежее. И впервые за больше чем две недели я от всего сердца смеюсь.
Глава 22
Из-за тихого стука во входную дверь Кромвель слетает вниз, словно сторожевой пес, не оставляя мне вариантов, кроме как открыть. Отец проводит вечер в «Ключах», и завтра утром, по пути на работу, я, без сомнения, найду его снаружи спящим возле какой-нибудь пушки. Я медленно спускаюсь по лестнице, гадая, кто бы это мог быть. С таким адресом я избавлена от продавцов всякой всячины, и я, разумеется, не в настроении сейчас болтать с кем-либо из соседей, стоя на лестнице в одной ночнушке. Когда я дохожу до первого этажа, снова раздается тихий стук. Я вздыхаю, прежде чем открыть дверь, и тут же давлюсь воздухом, когда вижу лицо, которое смотрит на меня из-за двери. Передо мной стоит Фредди в военной форме и берете, и комплект такой же формы, аккуратно сложенной, висит у него на руке. Он стоит прямо, но выражение лица у него мягкое, глаза немного блестят, брови чуть нахмурены. Я паникую, хватаю его за руку и затаскиваю внутрь. За его широкими плечами я замечаю ружье, которое задевает стойку для зонтиков. Я захлопываю за собой дверь, отчего вздрагивают фотографии в рамках на стенах в коридоре.
Проблема с проживанием внутри тридцатифутовых стен заключается в том, что при обилии высоты очень не хватает ширины, что означает, что коридоры у нас невероятно узкие. Мы стоим, прижавшись друг к другу, и оба тяжело дышим.
– Ты не можешь здесь находиться, – говорю я прямо.
– Я видел твоего отца в баре. Точнее… на улице, он задремал. – Фредди не пытается шутить; его лицо твердо, серьезная маска не покидает его ни на миг.
– Я не хочу тебя видеть, Фредди. Пожалуйста, уходи.
– Мэгги… – Выражение его лица меняется. Он тянется, чтобы взять меня за руку, но, скользнув пальцами по моим костяшкам, передумывает, снимает берет и комкает его в свободной руке. – Пожалуйста, дай мне просто объясниться. Если ты не захочешь после этого меня видеть, что ж, так тому и быть… Я больше тебя не побеспокою. Но дай мне хотя бы шанс рассказать тебе историю целиком?
– Что еще можно сказать? И даже если бы я захотела тебя послушать, я не могу. В Тауэре нет укромных мест – я знаю это лучше, чем кто-либо. Возвращайся к своей невесте.
– Лорд Нитсдейл, – выпаливает он, поднимая руку со вторым комплектом формы. – Ты мне сказала, что твоя любимая история в Тауэре – про шотландского лорда, чья жена проделала долгий путь из Шотландии, чтобы его освободить. И она это сделала, переодев его, шестифутового бородатого шотландца, в одежду своей служанки, и он вышел из камеры прямо мимо охранника, и они жили долго и счастливо после этого.
– Ну да… – говорю я с подозрением.
– Ну, я… в общем, я не был уверен, что тебе стоит тут разгуливать с шестифутовой служанкой в бабушкином платье… Так что я подумал, что будет менее заметно, если мы, наоборот, оденем тебя как меня. Мне надо совершить обход, но на патрульных никто никогда не смотрит дальше формы. Если получилось один раз, может получиться снова, правда? – предлагает он с осторожной улыбкой на губах.
Холодная пустота у меня в груди теплеет. Он хочет меня увидеть, и у него есть план, как это устроить. Он продумал риски, он помнит истории, которые я ему рассказывала, он пошел на все это… Я заколебалась. Фредди всегда был моим слабым местом, но я не могу забыть все свои сомнения. Ложь, боль, невесту…
Но тут в моей нерешительной голове раздаются слова смотрительницы: «Истории имеют смысл только тогда, когда ты знаешь финал». Может быть, если я дам Фредди возможность закончить его историю, я смогу увидеть в ней больше смысла. По крайней мере, было бы неплохо как-то все это завершить. После моего столкновения с Брэном я больше не боюсь и, если честно, более чем готова сообщить еще одному мужчине, куда он может засунуть свое вранье.
– Полчаса, – соглашаюсь я, выхватывая униформу у него из рук и убегая в ванную. Она мне почти впору, и я сразу смущаюсь, что оказалась почти одного размера с солдатом, но сразу напоминаю себе, что у меня есть нечто, чего нет у них, – пара сисек, – и это придает мне уверенности в себе.
– Прекрасно, – говорит Фредди, когда я наконец появляюсь. – Кроме разве что… – Он протягивает руку
