самое – только мыс находился в шести или семи милях. Утесы поросли старыми буками и каштанами, но в обоих направлениях больше почти ничего и не было, и никаких признаков жизни. Насколько я понимал, без разницы было, в какую сторону идти.
– Эдди? Что думаешь? Восток или запад?
– А что, если, – медленно произнес я, – отправиться куда-нибудь еще?
– Так я тебя об этом и спрашиваю.
– Нет, – сказал я, кивая в сторону моря. – Куда-то в смысле в Где-то-там.
Она проследила взглядом, куда я указывал – на пустой горизонт, где волны ярко блестели в солнечном свете и пустоту одиночества нарушали только немногочисленные морские птицы и отдельные облачка.
– Это может быть тридцать миль или тысяча, – сказала она.
– Нет, – ответил я. – Сто пятьдесят один и девятьсот девяносто две тысячных километра в направлении юго-восток тень юг.
– Что такое километр?
– Это подарок от моей матери. Для тебя девяносто четыре мили.
– И что там?
– Шир-бор[46].
– Что такое Шир-бор?
– Я не знаю. Я просто знаю, что он там. – Я прикоснулся пальцем к голове. – И прежде, чем ты спросишь, я отвечу, что это тоже от матери. Думаю, так работает наитие. Вестник, мой Вестник. Ты готова?
Она снова посмотрела на море, потом на меня, потом на оставшихся Сиреневых. Подозвала Пенелопу.
– Пенни, ты никогда не хотела прокатиться на лодочке?
– Неа.
– Либо лодочка, либо инквизиторы и Зеленая Комната.
– Они не могут отправить несовершеннолетнюю в Зеленую Комнату. Это противоречит Правилу 2.34.1.1.88, – почти механически сказала она.
– Думаешь, это их остановит?
Пенни на миг задумалась.
– А рассказы о морских чудовищах настоящие?
– Сами истории настоящие, верно. А вот чудовища – не уверен. Может, и нет.
– «Не уверен, может, и нет» сейчас звучит прямо ободряюще.
Приняв решение, мы неторопливо двинулись по тротуару в сторону мола, большого волнолома, сделанного из перпетулита. Вход и выход был только один, так что оставалось надеяться, что Сиреневые за нами не пойдут.
Я обернулся посмотреть на Виолетту, но она смотрела в пустоту, несомненно оплакивая утрату удачи и приближающееся самоузеленение. Она перехватила мой взгляд, и я помахал ей, она помахала в ответ и снова уставилась в землю.
Мы шли прогулочным шагом, надеясь не вызвать подозрений. На моле стояла смотровая беседка, и Сиреневые наверняка подумают, что мы туда и направляемся. Мы не ошиблись, поскольку они остановились у начала дорожки и сели, ожидая нашего возвращения или появления инквизиторов.
– Ахой, рыбаки, – поздоровалась Джейн, когда мы застали их за игрой в карты за большой перевернутой лодкой и грудой старых сетей, – у меня странный вопрос: сколько просите за вашу лодку прямо сейчас? Платим наличными, и у нас щедрое настроение.
Они уставились на нас, рассмеялись и назвали первое пришедшее в голову число.
– Восемь тысяч – и она ваша, дамочка, и мы до кучи еще накинем и добрых шанти.
– Десять тысяч, – сказал я, – если без шанти.
– Лодка ваша. Отплывайте сейчас, а то прилив пойдет.
– Нам подходит, что бы это ни значило, – сказала Джейн, и мы затрусили вниз по ступенькам, где стояла на приколе лодка. Мы робко сели в нее, и пока один из рыбаков показывал Джейн как работать с рулевым устройством, Вечнодвижем и штукой под названием «нафигатор», я отсчитал наличные и передал их его товарищу.
– Вы куда направляетесь? – поинтересовался рыбак, впервые подумав задать вопрос.
– Шир-бор, – сказал я.
– Куда?
– Девяносто четыре запятая сорок четыре сотых мили юго-восток тень юг, – ответил я.
– Девяносто четыре мили? – отозвался он. – Вы чокнутые, вы погибнете.
– Может быть. Ах да, не ходите в Пурпур-Реджис. Минут через пятьдесят огненный столп с небес уничтожит его по приказу нашего Творца.
Они переглянулись и быстро ушли. Полагаю, что, если у человека в кармане десять тысяч наличных баллов, ты к нему прислушиваешься.
– Я тоже хочу поехать.
Это была Виолетта, последовавшая за нами.
– Ты уверена?
– Мне все равно, как умереть – в Зеленой Комнате или в пасти Кракена, – но как минимум здесь вид лучше, и я не буду одна.
Мы с Джейн переглянулись.
– Тебе решать, – сказал я.
Джейн уставилась на Виолетту, склонив голову к плечу. В детстве они дружили, может, снова смогут подружиться. Возможно, именно этого не хватало политике гармонии больше всего – гибкости.
– Хорошо, – кивнула она и протянула Виолетте руку, чтобы та могла взобраться на борт.
И безо всякой шумихи Джейн запустила Вечнодвиж, передвинув рычаг, и мы оттолкнулись от стены гавани. Рыбаки махали нам вслед, и несмотря на две тысячи сверху, запели шанти о том, как наша экспедиция потерпит крах, что нас сожрут Кракены, осьминоги и Глубинная Жаба и что они надеются, что наша смерть будет безболезненной или хотя бы быстрой.
Вода
Воды вокруг Хроматации были недоиспользованным ресурсом, как в смысле рыболовства, так и в смысле отдыха, и по весьма весомым причинам.
Тед Серый: «Двадцать лет среди хроматийцев»
Джейн вела маленькую лодочку при помощи чего-то под названием «румпель» в задней части судна, и мы пошли к выходу из гавани, где море становилось более неспокойным. Как только мы оставили мол, она увеличила скорость, как предложил ей рыбак, «чтобы лучше контролировать лодку», и, оказавшись на открытой воде, мы направились на юго-восток-тень-юг по «нафигатору», который трясся и качался так, что, казалось, был совершенно непригоден для океанской навигации.
Я увидел, как на молу появилась одинокая пара Сиреневых, которые кричали, чтобы мы вернулись, но их умоляющие голоса быстро заглушил плеск волн об обшивку.
Мы продвигались вперед и уходили все дальше. Пурпур-Реджис вскоре стал маленьким, затем превратился в размытое пятно, под конец в точку. Мы не видели, как прилетели высотные лебеди, но через час восемнадцать минут после того, как первый лебедь засек наши штрихкоды, мы увидели последствия: на сей раз шанса не оставили никому. Пурпур-Реджис превратился в огромный огненный шар, и звук взрыва из-за расстояния прозвучал как глухой рык.
Уцелеть могли только те, кто сомневался, надменные и непоколебимые сгорели на месте.
– Мне жаль твоих отца и мать, – сказал я Виолетте, а Джейн утешающе положила руку ей на плечо. Она не ответила ничего, только смотрела. Очень скоро мы стали видеть только огонь и дым, потом только дым, а потом лишь берег в дымке. Погода была ясной, дул легкий ветер, и пока не было видно ни морских тварей, ни Глубинной Жабы, ни Кракена, ни гигантских осьминогов.
Мы с Джейн по очереди работали с румпелем, в то время как Пенни и Виолетта сидели в каюте впереди, завернувшись в найденные там одеяла, дрожа скорее от страха, чем от холода. Я вел по компасу всего десять минут, пытаясь найти хотя бы среднее в колебаниях его стрелки, но потом сдался и просто вел туда, где, на мой взгляд, лежал юго-восток-тень-юг, и когда я порой смотрел вниз, я замечал, что был более-менее точен.
Мы шли вдоль берега четыре часа, затем направились в открытый океан. Не раздумывая, я сменил направление на юг-тень-запад, и когда Джейн спросила зачем, я ответил «из-за ветра и течения», а когда она спросила – откуда я знаю, я сослался на Вестника. Вскоре мы потеряли берег из виду, и ситуация стала куда более тревожной, чем я представлял. Сначала это было просто приключение в рамках уже привычной опасности, но теперь наше решение начинало выглядеть абсолютно идиотским. Хотя никто из нас не говорил этого вслух, куда более разумным казалось теперь последовать вдоль берега и попытаться высадиться там, где мы могли бы поселиться как неучтенные – и с учетом еще остававшейся у нас наличности, это, вероятно, был куда более надежный план, чем тот, которому мы следовали сейчас.
На закате я решил стать тем, кто выскажет невысказанное, и спросил Джейн, следует ли нам продолжать. Виолетта и Пенни посмотрели на меня, и по их лицам я понял, что они определенно за возвращение, но понимают, что лучше помалкивать. Сейчас решали мы, и они принимали это.
– Мы идем дальше и верим в твоего Вестника, – сказала она. – Если не найдем этого Шир-бора через сто миль, повернем назад и поищем высадку дальше к востоку. Как далеко мы ушли?
– Пока тридцать
