одна миля. Если Шир-бор действительно где-то там, при нашей скорости будем на месте в ноль восемь часов ноль семь минут завтра утром.
Ночь была пасмурной и безлунной, и ветер утих, так что я сменил курс на восток для компенсирования. Джейн пошла порыться в контейнерах на носу и нашла несколько светилок. Она установила их на шесте в центре лодки, откуда они освещали наши обеспокоенные лица и темное море вокруг, где в наших усталых глазах, как только сморгнешь, гребни волн превращались в щупальца жабы. На носу нашлась бочка воды и галеты, но вода была с металлическим привкусом, а галеты как картон.
Никто не спал, и поскольку мы были легко одеты, мы начали замерзать, и когда настал рассвет и зрение вернулось в наш мир, я с ужасом заметил, что по-прежнему никакого берега не видно – но, по счастью, и морских чудовищ тоже. Наконец, спустя почти три часа после рассвета, мы увидели что-то прямо по курсу. Сначала это было какое-то легкое облачко, затем полоска, и, наконец, земля. Что было самым волнующим и неожиданным, вскоре мы увидели еще одну лодку, которая полным ходом двигалась к нам. Она была больше и изящнее нашей, и когда она подошла поближе, мы увидели, что на ее борту… Прежние, все высокие, с маленькими головами, в форме с надписью «Береговая охрана». Они улыбались, что было неожиданно. Мы все нервно переглянулись.
– Глушите мотор, мы подходим, – крикнула женщина, и очень скоро они оказались рядом и помогли нам перебраться на свое судно, где мы разместились в теплой каюте. Нам раздали невероятно мягкие одеяла, чтобы завернуться, и теплое питье со вкусом шоколада, но раз в двадцать слаще. Я никогда ничего настолько вкусного не пил.
– Вы в Союзе Федеративных Государств, – сказала женщина, устраиваясь на сиденье, в то время как лодка сменила направление и понеслась назад к земле, – СФГ. Вы меня понимаете?
Мы закивали, и я сказал:
– Мы вас понимаем.
– Меня зовут Этьенн, – продолжала женщина, – и я буду вашим куратором по гражданству. Сколько времени у вас заняло путешествие?
– Четырнадцать часов девять минут, – сказал я. – Вы собираетесь вернуть нас назад?
– Господи, нет, – она покачала головой. – Там вы были собственностью корпорации «Утопия», но как только вы пересекаете демаркационную линию Резервации, вы становитесь свободными гражданами Союза. У вас те же права, что и у любого из нас. Вы голодны?
Мы закивали, и нам дали сэндвичи. И снова, вкус у них был потрясный.
– Вы не против, если мы посмотрим ваши штрихкоды? – спросила Этьенн. – Вы не обязаны, но ваши документы на гражданство будет куда легче изготовить, если мы будем знать ваши штрихкоды.
Мы все послушно сняли пластыри с ногтя, и Этьенн направила на штрихкод какую-то техноштучку, которая запищала.
– Ваши карточки гражданина будут ждать вас, когда мы причалим – для нас честь, что ваши первые шаги по земле СФГ будут шагами свободного человека.
– У нас много вопросов, – сказала Джейн. – Для начала – что такое гражданин?
– Мы ответим на все ваши вопросы, – сказала она, нажимая кнопки на пульте управления, – но предлагаю задавать их медленно, чтобы осознать ответ. А осознавать придется много.
– Вы сказали, что мы собственность, – спросил я. – Такое дозволено?
– Да и нет.
– Нельзя никем владеть, – пискнула Пенни. – Это против Правила 2.3.8…
Голосок ее оборвался.
– Кто нами владел? – спросила Виолетта.
– Долгая история, но если вкратце, то самая первая ваша версия была скорее секвенирована, чем рождена, и для особой цели.
– Секвенирована?
– Мне очень жаль, – вздохнула Этьенн, – вы лишь седьмые беженцы, которых я встретила за свою карьеру – секвенированы означает «собраны, созданы, изготовлены».
– Как Железный Дровосек? – спросил я.
– Ого, – сказал член команды, стоявший рядом с нами, – сдается, адаптивные андроиды еще на ходу. Айрбас Роботикс будут довольны.
– Не слушайте Фрэнка. Вы не Железные Дровосеки, вы созданы органически.
– Как чатни? – спросила Пенни, все еще сбитая с толку.
– Ближе, но нет.
– Для чего нас создали?
– Я дам вам быстрый и неприятный ответ, тонкости позже, но вас содержали в Резервации ради проверки генетической устойчивости встроенных цветоэкстрактивных умений и самовосстанавливающихся систем. Мы, Устаревшие люди, должны обучаться всему, что знаем, и нам трудно быть специалистами в более чем двух дисциплинах, мы вообще мало что умеем в пятнадцать лет нашей жизни и плохо восстанавливаемся, иногда вообще не восстанавливаемся. А вы рождаетесь с умениями и знаниями, которых никому из нас не достичь за двадцать жизней, у вас потенциальный срок жизни более ста лет и заживает на вас все просто фантастически.
– Все равно не понимаю, – призналась Джейн.
– Времени для объяснений теперь много, – сказала Этьенн, – но нет смысла планировать полет к звездам, если все твои функции не продержатся более трех поколений после достижения цели. Большинство из вас – двадцать четвертое поколение от Нулевой пары, и насколько мы знаем, больших сбоев не было.
– У нас очень легко отрываются уши, – задумчиво проговорила Виолетта.
– Ну за исключением этого.
– Но зачем нам отправляться к звездам? – спросила Джейн.
– Потому что здесь мы оставаться не можем, – ответила Этьенн, – а приближающаяся неминуемая катастрофа требует концентрации, изобретательности и беспрецедентного уровня сотрудничества.
Эта фраза прозвучала из ее уст как мантра, лозунг, декларация миссии. Она произнесла это, как мы обычно говорим «Разъединенные, мы все же вместе», но в то же время она на самом деле верила этим словам.
– Я все равно еще не понимаю, – сказала Виолетта.
– Но мы поймем, – кивнула Джейн, – со временем.
– Мудрые слова, – ответила Этьенн. – Homo coloribus V3.4 довольно редки. Вы будете пользоваться спросом – но только если пожелаете. Некоторые читают циклы лекций, другие предаются садоводству и простой жизни, остальные возвращаются к работе в поддержке инфраструктуры. Выбор полностью за вами. Теперь, – продолжила она, сверившись снова со своим дальновидом и указав на меня и Джейн, – он показывает, что вы оба дважды мертвы, а один из вас трижды. Как так вышло?
– Мы нашли способ обманывать лебедей ради нашего преимущества, – сказала Джейн.
– Мы называем их дронами, и проблем со статусом мертвеца нет – многие беженцы это поняли.
– Мы сможем когда-нибудь вернуться? – спросил я, подумав о папе.
– Боюсь, нет. Доступ во все Резервации обычным гражданам запрещен. Никто не согласен с тем, что делает Утопия, но их работа признана «чрезвычайно важной для выживания вида», так что им многое прощается.
– А как же Книга Гармонии? – спросила Пенни. – Манселл, хроматическая иерархия?
– Мы обо всем расскажем во время информационной встречи. Теперь ваши имена. У меня в базе данных только серийные номера.
– Виолетта Элизабет де Мальва, – сказала Виолетта, и Этьенн ввела имя, предварительно попросив дальновид произнести его вслух.
– Пенелопа Джоан Гуммигут, но все зовут меня Пенни.
– Отлично. А вы?
– Джейн Серая, – сказала Джейн, которой никогда не нравилась фамилия Мятлик.
– Хо-ро-шо, – пробормотала Этьенн, заставляя дальновид произнести ее имя прежде, чем обернуться ко мне. – А вы?
– Его имя Эдвард Серый, – сказала Джейн, не медля ни секунды, – Эдди. Мы женаты. Два дня уже.
– Это правда?
– Да, – кивнул я.
– Резерватные браки требуют хотя бы одного свидетеля, или придется заключать их заново.
– Я была свидетелем, – сказала Виолетта. – Думаю, они будут очень счастливы.
– Тогда примите мои поздравления, – произнесла Этьенн под одобрительные возгласы остальной команды, – с настоящего момента ваш брак официально признан.
У меня с души внезапно упал камень, и не только потому, что я был теперь женат на Джейн по ее собственному настоянию, но из-за внезапного резкого ощущения свободы, от того, что меня считали равным, и люди, обладающие властью, спрашивали о моих желаниях и положительно реагировали на мои просьбы. Джейн взяла меня за руку и крепко сжала ее.
– Вы не могли бы записать меня как Теда? – спросил я. – Мне всегда нравилось это имя.
Она так и сделала, затем спросила, нет ли у нас каких-то проблем со здоровьем, о которых им следовало бы знать.
– Я беременна, – сказала Виолетта, – но на раннем сроке.
Этьенн сделала еще одну заметку и добавила, что ей очень жаль, что партнера Виолетты с ней нет.
– Все в порядке. Он был моим мужем, но не срослось. Со временем могло бы и сложиться,
