в чувство. – «Скорую»! Вызовите скорее «скорую»!
Но, тут же сообразив, что, кроме него, вызвать «скорую» не может никто, профессор взял девушку на руки, перенёс в спальню, уложил на кровать и набрал номер. Кое-как, но он всё же сумел сказать адрес. Руки у него тряслись. Мозг отказывался что-либо понимать. Сердце колотилось так, что казалось – вот-вот выпрыгнет. Из его глаз сами собой лились слёзы, а из груди вырвался нечеловеческий стон, похожий на звериный вой. Так он и выл, обняв безжизненное тело Вики, пока не приехали врачи. Один из них вместе с медсестрой сразу занялся Сержем, вколов большую дозу успокоительного, а второй констатировал смерть девушки, наступившую от сердечной недостаточности приблизительно в десять часов утра.
– У девушки раньше бывали сердечные приступы? Аритмия, например? – спросил доктор, когда Серж немного пришёл в себя.
– Никогда, – вяло отвечал он.
– Возможно, что вы не в курсе. Как связаться с её родителями?
– Не знаю. Она приехала из Москвы.
– Тогда о смерти надо сообщить в советское посольство, – заволновался доктор.
– Она бежала из своей страны. У неё теперь французский паспорт.
– Понятно. А вы знаете хотя бы, сколько ей полных лет?
– Двадцать один.
– Такая молодая?! Скорее всего, была больна с детства, – решил врач. – Дайте мне её документы. Я напишу вам заключение о смерти, но труп должна ещё осмотреть полиция.
Полицейский уже был в квартире. В качестве понятого в дверях маячил перепуганный консьерж.
Полицейский, раскрыв переданный ему доктором паспорт и видя, в каком тяжёлом состоянии находится профессор, задал ему всего пару вопросов.
– Кем вам приходится Виктория Шиманова?
– Невеста.
– Я вам сочувствую. Вы сами сообщите её родным?
– Я никого не знаю.
– Тогда её документы я пересылаю в Главное управление.
Полицейский составил протокол осмотра, только мельком взглянув на лицо девушки, и выдал Сержу справку о том, что смерть произошла не насильственным путем. После этого труп разрешили вывезти из квартиры в морг. Консьерж взял все хлопоты на себя, и вскоре Вику Шиманову, уложив в плотный чёрный мешок, увезли.
На следующий день в одиннадцать утра доставили свадебное платье. Звонок домофона раздался в квартире консьержа.
– Простите, – сказал юношеский голос. – Но восьмая квартира не отвечает, а я привёз свадебное платье. Странно, что мадемуазель Шиманова нет дома. Время доставки с ней оговаривали.
– Мадемуазель вчера скончалась, – грустно ответил консьерж.
– А как же свадьба? – растерялся курьер. – То есть я хотел спросить, а куда мне теперь девать платье?
– Оно оплачено?
– Полностью.
– Давайте тогда мне. Я передам месье Леруа.
Пьер нажал на кнопку и вышел навстречу входящему курьеру. Это был молодой приятный парень с футляром белого цвета, на котором красовалась эмблема свадебного салона. Курьер протянул консьержу квитанцию.
– Распишитесь в получении.
– Вчера утром от вас приходили какие-то двое мерить платье, – сказал консьерж, ставя свою подпись. – Я очень удивился, что мужчина был уже в возрасте и такой мощный. Ему бы на складе мешки ворочать, а не платья развозить!
– Нет у нас такого, – удивился парнишка. – Нас всего трое, и мы все студенты. Подрабатываем.
– Ну, не знаю, – отдавая квитанцию, произнёс Пьер. – Может, мужчина – портной из салона, а женщина – его помощница?
– Я не в курсе, – пряча квитанцию в папку, ответил курьер. – Я с портными никак не связан.
– Померили и обратно унесли. Длинновато, говорят, подшить надо. Завтра доставим, – продолжал консьерж со слезами на глазах вслед уходящему курьеру. – Так и не дождалась своего платья, бедняжка. А какая красавица была! Вы бы только её видели! Балерина!
* * *
Хоронили Вику Шиманову на третий день, но без отпевания. Ведь она так и не успела покреститься.
– Бедный Серж, – плакала мадам Леруа, опираясь на руку мужа. – Второй раз срывается у него женитьба накануне свадьбы. Просто какой-то рок! А ведь Виктория ждала ребенка.
– Она тебе сама об этом сказала?
– Да, – всхлипывала жена, выдавая желаемое за действительное. – Она потому и со свадьбой торопила.
– Значит, у нас был бы уже весной внук? – ещё больше расстроился муж. – Какая несправедливость!
Месье Леруа вытер набежавшую слезу. Ему стало очень жалко этого неродившегося ребенка.
– Бедный Серж. Ведь у него, значит, сейчас двойной удар от потери, – тяжело вздохнул он.
– И не говори. Я не могу на него смотреть без слёз. Как он страдает! На нём лица нет.
Серж был как во сне. Напичканный успокоительными, он еле передвигался, поддерживаемый Измайловым. Рядом неотступно следовал врач-психиатр. Родители наняли его в первый же день после трагедии. Он не оставлял их сына, поселившись в гостевой комнате, и должен был помочь на первых порах Сержу справиться со страшной депрессией. Приезжал к другу и Измайлов. Профессор всегда был рад его приходу, и друзья чаще всего молча сидели на диване в гостиной. Порой Серж вскидывал глаза на Дмитрия, а тот просто кивал ему в ответ. Они как бы разговаривали без слов, понимая друг друга.
– Ему надо выговариваться, – учил психиатр Измайлова. – Чем больше он будет делиться своим горем, тем быстрее он будет выздоравливать.
– Я пытаюсь, – оправдывался тот. – Но он молчит. Мне кажется, что быть назойливым тоже не надо?
– Ни в коем случае! Что ж, подождём, пока заговорит сам.
Леночка горько оплакивала подругу, совершенно не понимая, как такое могло произойти. Ведь Шиманова никогда не болела. За все годы Леночка не могла вспомнить, чтобы Вика даже простужалась. Никогда она не пропускала ни одной репетиции или спектакля. Кроме того, с больным сердцем не принимают в училище! Может, её что-то в то утро так потрясло, что сердце не выдержало? Но такой вариант Савельева сразу отмела. Виктория всегда умела держать удар. Она была очень сильным, волевым человеком, и ничто не могло её сломить. Что же с ней случилось?
– Ты же говорил, что Бог помогает всем влюблённым, – с горечью сказала Леночка Дмитрию. – Почему же он поступил так жестоко с ними? Почему не уберёг Вику?
– Может быть, потому, что она была некрещёной? – ответил юноша.
– Может быть, – тихо сказала Леночка и невольно потянулась к крестику, который висел на её груди.
Дмитрию тоже было жаль Вику. Ему нравилась эта своевольная девушка с задиристым характером. Нравилось даже то, как она его всегда называла: «Граф!», хотя в этом обращении чувствовалась лёгкая ирония. Да, ему было очень жаль её, но сейчас он больше переживал за тяжёлое состояние своего друга.
Гроб опустили в глубокую яму, и каждый приготовился кинуть на него комочек земли. Первый же удар о дубовую крышку гулко раздался в воздухе, и Серж, страшно взвыв, бросился к пропасти. Его еле
