останется до тех пор, пока я не сниму эти чары.
Я виновато отвела глаза:
— Я наложила молчание. Избирательное, конечно. Чтобы она не сболтнула о произошедшем во дворце. Ты не подумай, Пилар верная и честная. Просто иногда может забыться. Выскочит само собой… Больше ничего. Это правда. Она точно не заслужила, чтобы я ею манипулировала.
Вито без церемоний развернул меня к себе:
— Обещай никогда не делать ничего подобного со мной. Слышишь?
Я сглотнула:
— Даже если это будет во благо?
Он стиснул зубы:
— Да. По крайней мере, без моего согласия. Ты слышишь меня, Лорена?
Я кивнула:
— Да, слышу.
— Обещай.
Я снова кивнула:
— Обещаю.
Вито заговорщицки улыбнулся:
— Нет, не так. — Кивнул на книгу: — Там где-то должно быть. Где-то в начале. Магическая клятва. Я брал такую с матери, чтобы она не применяла колдовство к семье Тельес-и-Сора. Она не затрагивает магию жизни, если это тебя тревожит, но ограждает от всего остального.
Я заглянула в его глаза, в которых все еще метались бледные голубые искры:
— Ты мне не веришь?
Вито какое-то время молчал. Поймал мою руку, прижал к губам.
— Верю. — Он сжал мои пальцы. — Но понимаю, что ты можешь искренне ошибиться. Я не могу остаться беспомощным. Пойми меня.
Я тоже молчала. Наконец, кивнула:
— Да, я дам клятву. Я сделаю так, как ты хочешь.
В глубине души я понимала, что эта просьба была более чем разумна. Вито имел на нее полное право. Даже больше, чем полагал. И я ее выполню. Но все это снова заставило меня думать об отце.
Эти мысли появились только в дороге. Когда, наконец, все закончилось, и я смогла обдумать то, что узнала. Не верю, что Трастамара солгал. Он утверждал, что моя мама тайно венчалась с моим отцом. Это значило, что я никогда не была незаконнорожденной. Я — урожденная Абрабанель без всяких «если». Но сейчас, покопавшись в памяти, я могла отчетливо рассмотреть на отце следы знакомой магии. Значит, чары были наложены еще до брака. Я распознала их основу. Это забвение. Мама еще до моего рождения предвидела дурной исход. Пыталась защитить отца. Чтобы он забыл ее, вероятно, по прошествии какого-то времени. Потом мама притворилась другой женщиной и вынудила короля признать меня и передать в семью отца. Теперь я уже не удивлялась, почему была нелюбимой дочерью. Папа ничего не помнил… Совсем ничего. Для него самого, как и для остальных, я была почти подкидышем.
Первой мыслью было снять чары. Если бы отец был рядом, я бы сделала это, не задумываясь. А теперь радовалась, что не выпало такой возможности. Это было бы плохим решением. Он прожил под заклятьем половину жизни. Он полюбил Финею, научился терпеть невыносимую мачеху. Он был по-своему устроен и счастлив. Тем более, теперь, когда меня так удачно сплавили замуж. Я не хотела, чтобы он терзался. К тому же, он был уже немолод. А я… я стала взрослой. Теперь, когда я узнала причину, все встало на места, и мне было достаточно того, что я его все равно любила.
От этого решения мне стало намного легче. Будто я освободилась от груза. Прошлое останется в прошлом, где ему и место. Я же должна думать о будущем. Оно зависело только от меня. Но теперь весь мир вновь сужался до одного отдельно взятого замка… и отдельно взятой свекрови… А книги мне так и не дали ответа: как скрыть свою магию от другой ведьмы? И что будет, если мегера все сразу поймет?
Вито напрасно считал, что достаточно просто избегать встреч. Я буквально хребтом чувствовала, что за это время свекровь до оскомины насытилась обществом бедняжки Ромиры и очень хочет свежей крови… И когда экипаж мелко трясся по песку замковой аллеи, я уже различала на ступенях ее статную необъятную фигуру в жизнерадостном желтом шелке. И сердце воинственно заколотилось.
Глава 62
Внизу, у ступеней, столпились почти все. Я, как обычно, недосчиталась Керро. Впрочем, за все время пребывания в замке я могла счесть наши встречи на пальцах одной руки. Число сказанных друг другу слов тоже вполне укладывалось в пятерню. Балбесы Мануэль и Рамон о чем-то неприкрыто переговаривались, смотрели в нашу сторону и не старались скрыть смешки. Леандро будто напился уксуса и стоял с самого краю, подальше от Ромиры, которая жалась возле свекрови. Лишь один Лало сиял от счастья, и давно бы побежал навстречу, если бы не Джозу и мамаша. Но доминантой, без сомнения, оставалась жизнерадостно-желтая клякса, за которой сухой коричневой палкой торчала лимонная Анита и обмахивала хозяйку опахалом. Жара стояла неимоверная.
Я будто не видела ведьму целую вечность, хотя едва минуло три недели. И мне казалось, что она значительно изменилась. Нервы и воображение? Или магия позволяла теперь увидеть то, что я не видела раньше? Боже, если бы знать! Но что именно изменилось, я так и не могла сказать. Может, она стала еще дороднее? А, может, слишком перестаралась с румянами? Или так раскраснелась от жары?
Разглядывать так пристально было неприлично. Я старалась отвести глаза, не смотреть с такой жадностью, но не могла. Свекровь и сама в ответ сверлила меня янтарным взглядом. И где-то в горле колотился немой вопрос: что она сейчас видела? Что именно? Я бы многое отдала за это знание…
Сама я следов ее магии не наблюдала. А, может, просто не умела смотреть. Ведьма старше и опытнее. Подумать только! Трастамара видел, как они с мамой швыряли друг в друга заклинания! А если и у нас кончится тем же? Мама хотя бы не жила с ней под одной крышей!
Мы с Вито, наконец, приблизились. Он поцеловал матери руку, а я поклонилась:
— Мое почтение, матушка.
Ведьма расцеловала сына, что-то спрашивала с самой сахарной улыбкой. А у меня от напряжения звенело в ушах. Вито и Желток говорят, что каждая магия имеет свой запах. Может ли другая ведьма его учуять?
Свекровь, наконец, склонилась ко мне, обняла, чмокнула в щеку, как дорогую дочь:
— С возвращением, дитя мое.
Я жадно принюхивалась, но не заметила ничего необычного — лишь знакомый запах ее духов. Либо мой нос никуда не годился…
— Благодарю, матушка. Надеюсь, вы в добром здравии.
Я снова неучтиво таращилась на нее, пытаясь заметить хоть что-нибудь, какой-нибудь намек, что она заподозрила неладное. Но это была наивная надежда — при
