Уордман (Сосед) Лоусон Дюбарри заказал номера в «Валедеро-Бич клаб», где они займутся рыбной ловлей и он узнает, «что новенького у сына». Но он постучал пальцами по письму на столе и сказал себе: «Новенького, да уж» — и мог поклясться, что часа еще не прошло, когда секретарша открыла дверь со щелчком и сообщила, что все-таки час прошел.
— Можете принести мне машинку — хочу сам настучать письмо.
— Вы умеете печатать, мистер Дюбарри?
— Думаю, что умею.
— Только учтите, если сыну, то завтра он будет на «Майами-клипер». Письмо с ним разминется.
По его лицу она поняла, что с ним что-то не так, и попыталась скрыть это, спросив о заказе номера в отеле.
— Отложите, — сказал Лоусон. — А, нет, оставьте как есть, как будто ничего не…
Он не стал договаривать. Он чувствовал себя очень одиноким. Не с кем было посоветоваться — тем более с Джорджем. Он с неудовольствием вспомнил начальника скаутского отряда в детстве, который говорил об опасностях «тайного греха» — и о грубом приятеле, который нарочно повел семнадцатилетнего сына в публичный дом. Но Лоусон принадлежал своему времени, в таких вопросах был скрытен, и Джордж это знал — так что в лучшем случае разговор будет мучителен для обоих. У него был другой план.
Медленно и старательно он написал на машинке письмо Уордману Эвансу.
Он начал с объяснения, как получилось, что он прочел письмо, — а потом, не мешкая, перешел к шантажу.
«Если Вы помните свое письмо подробно, то поймете, почему я не могу передать его моему сыну и считаю, что в будущем учебном году вам не следует жить вместе. Это не означает критики с моей стороны или опасения, что Вы на него дурно влияете. Возможно, как раз наоборот. Но интересы и занятия, о которых Вы ведете речь, не могут не повредить вам обоим в работе.
Я полагаюсь на Вас как на старшего, что Вы немедленно сообщите службам Йеля и моему сыну о том, что ваши планы относительно совместного проживания изменились, и придумаете какой Вам угодно предлог.
Без сомнения, Вы предпочтете, чтобы такое чрезвычайно интимное и откровенное письмо было Вам возвращено, — поэтому, когда пришлете мне копию своего письма службам университета, пришлите также адрес, по которому я могу Вам его вернуть.
Ваш — не без симпатии, но глубоко обеспокоенный и полный решимости,
Лоусон Дюбарри» Лоусон наклеил нужные марки, чтобы письмо дошло до Уордмана Эванса в Париже, — ответа надо было ждать через три недели.
Вопрос был в том, упрется ли Уордман. Лоусон запомнил его как красивого светловолосого юношу, прямого и наивного, с вяловатыми манерами богатого сынка.
С отцом его Лоусон не был знаком, и соблазнение мимоходом вполне могло быть в традиции их семьи, может быть, в двух поколениях, с приезда на эмигрантском судне, а может быть, в двадцати, с Крестовых походов.
Дожидаясь самолета в таможне, он думал, что письмо никак не уличает в чем-то плохом ни Джорджа, ни «сладкую шестнадцатилетнюю» — он морщился, даже произнося про себя имя девушки. Джордж, может быть, просто забавлял себя непристойными планами. Задачей Лоусона было просто проявить терпение и самообладание, чтобы «завоевать доверие Джорджа» и помочь ему вспомнить о своих нравственных устоях — если есть такие. К тому времени, когда придет ответ от Уордмана, он надеялся, что станет лучшим другом Джорджа — он, а не Уордман…
— Отец! Прекрасно выглядишь!
У Лоусона камень упал с души. Это здоровое, чистое, жизнерадостное существо просто не может мыслить таким образом, как в том письме. Лоусон гордо прошел с ним от таможни.
