обводит нас взглядом. – Но вы к ней готовы. Так что идите и покажите все, на что способны. Пусть Краун-Пойнт гордится вами!
Мы все вскакиваем с мест, толкая друг друга, и я надеваю шлем и капу. Я оставляю телефон в сумке, надеясь, что Аспен просто опаздывает, но в то же время понимая, что это может оказаться не так.
Мы выходим на лед, и моя клюшка кажется мне чужой. Я опускаю на нее взгляд и замечаю, что она обмотана не той лентой. К тому же она слишком короткая.
Чью клюшку я взял?
Я спешу к скамейке запасных, чтобы отдать чужую клюшку менеджеру экипировки.
– О’Брайен, какого черта ты творишь? – рявкает тренер.
Однако менеджер по экипировке уже протягивает мне запасную клюшку, и я отмахиваюсь от Роука.
Когда начинается игра, мое настроение ухудшается. Я не могу сосредоточиться на происходящем, и в итоге наши соперники легко обходят меня. Кто-то толкает меня к стеклу, и я ударяюсь лицом, прокусывая щеку. Кровь наполняет мой рот, и, отталкиваясь от стекла, я пытаюсь догнать нападавших. Сплевывая кровь, я устремляюсь вперед и, заметив игрока, который перехватил контроль над шайбой, меняю угол атаки. Этот прием напоминает тот, который использовал против меня Джейкоб на тренировке. Он отлично работает, пока я не понимаю, что противник уже отдал пас, а я даже не успел его коснуться. Чем больше я отвлекаюсь, тем сильнее злюсь.
Как она могла так поступить?
Я снова оглядываю трибуны, и мой взгляд поднимается к апартаментам под номером двенадцать. Но все, что я вижу, – это женщину в платье, стоящую у окна. Может быть, это мать Аспен.
Толпа взрывается ревом, а затем наступает тишина, которая следует за голом соперников. Я резко поворачиваю голову и вижу, как Майлз поднимается на ноги и хмуро смотрит на меня, потому что это была моя ошибка.
Звучит свисток.
Я подхожу к скамейке и сажусь на нее раньше, чем кто-либо успеет мне что-то сказать. Чтобы избавиться от привкуса крови во рту, я набираю в рот немного воды.
Черт.
– В чем проблема, О’Брайен? – спрашивает тренер, останавливаясь у меня за спиной. – Я не видел, чтобы ты так глубоко погружал голову в задницу, с тех пор, как ты был первокурсником.
– Тренер, мне нужна всего минута, – говорю я.
– Уж надеюсь, – раздраженно отвечает он.
Он возвращается на свое место с планшетом под мышкой и смотрит на возобновившуюся игру. Однако мой взгляд прикован к стадиону, а точнее, к трибунам для фанатов. Я внимательно осматриваю один ряд за другим, чтобы убедиться, что на них нет Аспен, а затем снова поднимаю взгляд на апартаменты номер двенадцать. Без телефона я не могу точно сказать, выходила ли она из дома, но уверен, что что-то случилось. Мне хочется вернуться в раздевалку, чтобы проверить ее местоположение. Если бы я был Грейсоном, то принес бы сюда свой телефон и положил бы его рядом с бутылкой воды или еще какой-нибудь хренью.
Я напрягаюсь и замираю, но тут на скамейку рядом со мной садится Грейсон.
– Ну, выкладывай, – требует он.
– Аспен здесь нет.
– И ты волнуешься? – спрашивает Грейсон, глядя на трибуну, где сидят Вайолет и Уиллоу.
– Конечно, я чертовски волнуюсь. – Я смотрю на него со злостью.
Конечно, это несправедливо, ведь он не сделал ничего плохого. Но я начинаю злиться, ведь я предупреждал Аспен о последствиях ее отсутствия.
– Еще я зол и растерян.
Грейсон вздыхает и неожиданно достает свой телефон.
Видите, этот ублюдок всегда прячет его на скамейке запасных.
Он набирает сообщение, а затем убирает телефон обратно.
– Вот так.
– Что ты сделал?
– Вайолет найдет Талию, и мы узнаем последние новости.
Не знаю, насколько это будет полезно, но все же это лучше, чем просто сидеть и переживать.
Внезапно я чувствую непреодолимое желание вернуться на лед. Меня охватывает желание ударить кого-то или что-то, поэтому я окликаю одного из защитников и, когда он направляется к скамейке запасных, перепрыгиваю через ограждение. Мое внимание сосредоточено на шайбе, которая перемещается между игроками. Через несколько секунд я уже стою рядом с Майлзом, и он бросает на меня быстрый взгляд. Я киваю Родригесу, как бы говоря, что мы не дадим соперникам приблизиться к нашему вратарю. Затем мы оба двигаемся вперед, чтобы блокировать возможных соперников. Зрители громко аплодируют.
Теперь шайба у Грейса, который всегда был любимцем болельщиков, и мы с Родригесом наблюдаем за тем, как он отдает пас Ноксу, а тот уже Финчу.
Шайба возвращается к Грейсону, и он отправляет ее в ворота так быстро, что я не успеваю уследить за его движением. Она пролетает мимо вратаря как раз перед тем, как Грейсон получает удар в корпус. Я бросаюсь вперед и отталкиваю засранца, который атаковал Грейсона. Однако, кажется, это только ухудшает ситуацию. На нас нападает половина команды соперников, и наши игроки без колебаний вступают в бой. На мгновение мы все превращаемся в скопление людей, пытающихся причинить друг другу хоть какой-то вред. Но внезапно кто-то резко тянет меня назад, и я, скользя на коньках, вырываюсь из схватки. Майлз умело и методично выводит наших игроков из боя и каким-то образом обнаруживает в гуще схватки Грейсона и Нокса. Родригес уже выбрался из общей кучи тел и вытирает рукавом окровавленный нос. Судьи дают свисток и останавливают игру.
Мне требуется всего секунда, чтобы найти свою хоккейную клюшку. Удивительно, что я не потерял ни шлем, ни капу, но при этом чувствую боль на лице. Я чувствую легкое жжение в месте, где меня, должно быть, задел чей-то кулак или локоть, но это не помогает мне справиться с эмоциями, которые меня переполняют.
Пока судья разбирает, кто виноват, мы все покидаем лед. Я сажусь на скамейку рядом с Грейсоном, беру свою воду, и он делает то же самое, попутно проверяя свой телефон.
– Она нашла Талию, – сообщает он мне. – Но никто из них не видел Аспен. Твой отец собирался пойти к ней домой, чтобы узнать, там ли она.
– Спасибо, – говорю я, прочищая горло, и он хлопает меня по плечу.
– Не переживай об этом, сосредоточься на игре.
Глава 44
Аспен
От удара пол под моими ногами дрожит. Я понимаю, что прямо передо мной упало что-то тяжелое, но не могу открыть глаза и посмотреть, потому что мое тело словно весит миллион фунтов. Ужасно, что сознание вернулось ко мне первым. Невозможность двигаться просто убивает меня.
Внезапно я чувствую прикосновение к своему лицу, и мое веко приоткрывается. Я вижу размытую картинку обычной