Книга Коварная одержимость - С. Массери

Я задерживаю дыхание и напряженно прислушиваюсь, пытаясь различить среди тишины другие звуки. Возможно, дыхание другого человека. Но я слышу только шаги и тиканье часов. Наконец мой организм справляется с действием вещества, которым меня накачали, и скованность в мышцах постепенно исчезает. Сначала оживают мои пальцы, а затем возвращается способность глотать. Мои веки дрожат, но я заставляю себя полностью открыть глаза и вижу, что на полу передо мной лежит тело. Этот человек одет в костюм и лежит в позе эмбриона.

– Ты очнулась? – Этот ужасный, знакомый голос с хрипотцой, похожий на мой, привлекает мое внимание, и я поворачиваю голову к дверному проему.

Я вздрагиваю, но сразу же жалею об этом, ведь я не должна показывать свой страх. Мой отец делает шаг вперед и пристально смотрит на меня, а я думаю о том, что унаследовала от него многие свои черты: темные волосы, глаза и даже цвет лица. Моим сестрам повезло больше: они унаследовали от нашей мамы все самое лучшее. А у нее светлые волосы, золотистая кожа, которая всегда остается загорелой, даже в разгар зимы.

– Ты выросла и стала прекрасной молодой женщиной, – говорит он.

Я не доверяю себе, поэтому ничего не говорю и не пытаюсь выторговать свободу. Оглядываясь по сторонам, я замечаю, что эта комната действительно очень простая и, вопреки моим ожиданиям, я не прикована к стулу или кровати. Просто мои ноги и запястья были слишком онемевшими, а я не сразу это поняла. На самом деле я словно уснула в кресле, в котором сижу, когда смотрела телевизор или занималась чем-то подобным. Мои ноги подогнуты под себя, руки вытянуты вдоль тела, а голова, кажется, лежала на спинке кресла.

– Пойдем со мной, – говорит папа, протягивая мне руку, но я смотрю на него, не понимая, что происходит.

– Где я нахожусь? Как я сюда попала? Почему я здесь? И тот мужчина на полу…

– Не смотри на него, куколка, – говорит папа, выводя меня из задумчивости. Он опускает мои ноги на пол, а затем берет меня за руки, поднимает с кресла и поддерживает, пока я не перестаю шататься. – Ты как ребенок, который снова учится ходить.

У меня начинает болеть живот, потому что я знаю, как он обращается с детьми, ведь когда-то сама была его ребенком.

Он крепко обнимает меня и ведет через дверной проем в кухню. Я смотрю на него прищурившись, а затем оглядываюсь через плечо. Если бы не стена, разделяющая кухню и столовую, эта квартира была бы точной копией нашей квартиры с Талией и прихожая располагалась бы на том же месте.

– Иди, – неожиданно говорит папа и отпускает меня.

– Что? – Я откашливаюсь. – Куда?

– В твою комнату. – Он бросает на меня странный взгляд и, качая головой, показывает налево. – Дверь там.

– Хорошо, – шепчу я и, едва переставляя ноги, иду по коридору, держась за стену.

На стене висят рамки с фотографиями, на которые мне не хочется смотреть. Но я мельком замечаю одну из них. На снимке запечатлены мои родители и я сама, когда мне было всего три месяца. Возможно, тогда мы были действительно счастливы. Но эта фотография была сделана еще до того, как мой отец связался с плохими людьми, а затем оказался вовлечен в мир детской порнографии.

Наверное, так и было, ведь я до сих пор помню вспышки фотоаппарата. И чем больше я стараюсь не думать об этом, тем сильнее мой разум хочет вернуть меня туда.

Слева от меня находится дверь, окрашенная в голубоватый цвет, похожий на оттенок яичной скорлупы. Я провожу ногтями по краске на двери, затем берусь за ручку и дергаю за нее. Должно быть, открыть ее очень просто, но у меня не получается, и я будто застываю на месте. За этой дверью таится нечто ужасное, то, чего я не хочу видеть.

Я смотрю на своего отца, который стоит, расслабившись и опустив руки вдоль тела. Таким я его всегда и помнила.

Мои колени подкашиваются, и, навалившись на дверь, я открываю ее и буквально вваливаюсь в комнату. Сначала я замечаю, что мои колени касаются мягкого синего ковра. В этот момент я вспоминаю, что такой ковер лежал в одной из квартир, где мы раньше жили, а именно в комнате, которую я делила с Дакотой и Леннокс, когда мне было девять или десять лет. Мы катались на этом ковре и смеялись над воображаемыми инопланетными захватчиками, которые пытались сбить нас с неба. Ведь мы были отважными пилотами истребителей, последней надеждой человечества.

У меня перехватывает горло.

Планировка этой комнаты напоминает планировку спальни в моей квартире, но при этом она совершенно иная. Здесь стоят три кровати: двуспальная кровать у окна, на которой лежит одеяло, возможно, сорванное с моей постели, и две двухъярусные кровати напротив нее. Шкаф открыт, и в нем висит одежда из моей квартиры. Среди вещей я обнаруживаю пропажу – толстовку с капюшоном, а также несколько свитеров и футболок. Пошатываясь, я иду к шкафу и, порывшись в нем, нахожу вещи меньшего размера, которые подошли бы моим сестрам. Затем я разворачиваюсь и, подойдя к комоду, открываю его ящики, в которых тоже полно детских вещей: нижнего белья, ночных рубашек и шорт. И тут я замечаю косметичку. Не задумываясь, я ее переворачиваю, но молния оказывается открытой, и наружу высыпается моя косметика. Тюбики туши и губной помады скатываются с комода, а палетка теней для век разбивается вдребезги.

– Осторожно, Аспен. – Отец почти сбивает меня с ног и оттаскивает подальше от осколков пластика.

Я сопротивляюсь и кричу, но он без труда относит меня подальше от комода. Его рука, обнимающая меня за талию, не дает мне расслабиться. А затем он бросает меня на двуспальную кровать с сердитым выражением лица.

– Тебе стоит быть аккуратнее со своими вещами, – говорит он, и я вижу, что он не только сердит, но и разочарован.

– Где мы? – спрашиваю я, и папа смотрит на меня щурясь, как будто от смущения.

– Это наша квартира, куколка. Конечно, мы здесь только временно, пока я не найду твоих маму и сестер. В Чикаго мы будем жить в большом доме, и у тебя будет своя собственная комната. Но самое главное – мы снова будем вместе, как настоящая семья, и это все, чего я хочу.

Но я не могу этого допустить. Пока я сижу и смотрю на него, в моей голове возникают ужасные картины того, что