насквозь, добрался до Гнезда и вернулся целым и невредимым назад. В любом случае, я считаю его первопроходцем. Ибо, если и был кто-то до него, время и память людская не сохранили о них никаких упоминаний. Назад, как ты помнишь, колдун вернулся с дикими солнцесветами, по сути, став родоначальником человеческой магии, создателем предтечи Школы Ветвей. Но привёз он не только цветок, заложивший основу изгнания Птиц.
– Я знаю о руне, которую он нашёл, – спокойно произнесла Элфи.
Глаза у Оделии загорелись. Так всегда было, сколько я её помню, когда они с Рейном обсуждали это сокровище. Его и моё наследие, будь оно неладно.
– Она стала первопричиной всего. Победы людей над своим древним врагом. Освобождения из рабства. Соперничества между теми, кто называл себя Светозарными. Затем войны между ними. Раскола. И гибели Когтеточки, разумеется.
– Я всё это знаю, Оделия, – всё так же скучающе ответила девушка. – Великая руна. Лучшая и особенная. С помощью неё он убил множество Птиц. Поэтому её и назвали Птицеедом. Эта руна, в отличие от всех остальных, никогда не теряла грани, оставалась неизменной, нарушая законы волшебства. Птицеед – была основой его могущества.
– Правильно. – Она была довольна, что Элфи помнит историю. – Каждый из Светозарных стремился найти такую же. Они ушли в Ил, конечно, сперва не ради рун. Ради светлого будущего, строили города, постигали магию, желали разгадать все тайны, что скрыла от них Одноликая. Но потом Ил медленно, подло, поработил их, изменил. И им потребовались новые руны. Чтобы выживать и сражаться друг с другом. Когда началась бойня, каждый мечтал о Птицееде, ибо это ключ к победе над всеми. Бесконечная руна, только вдумайся! Но Когтеточка был сильнее их всех. Всегда был. И оставался. Шли годы, Светозарные всё глубже уходили в Ил, становились его частью, и лишь над Когтеточкой этот мир был не властен.
– Ил властен над всеми, кроме килли. Это вопрос времени, – не согласился я. – Даже если он не может пожрать твой разум или тело, то пришлёт за тобой жеребёнка и убьёт иным способом. Так и случилось.
– Не Ил его убил, – возразила Оделия. – И не существа Ила.
– Разве Светозарные не стали существами Ила? – резонно возразила ей Элфи. – Они заманили его в самое сердце этой земли, объединились, позабыв о прошлых разногласиях, насели со всех сторон, и в итоге он проиграл битву. Птицеед его не спас.
Оделия кивнула и улыбнулась знакомой озорной улыбкой:
– Но и они не добились желаемого.
– Его убили, чего ещё желать? – напомнила Элфи.
– Его смертельно ранили. Кто-то говорит, что это была Осенний Костёр. Кто-то, что Горький Дым. Но он успел сбежать от них и, зная Ил лучше всех, спрятался. Забрался в какое-то логово, в неизведанную часть, скрытую от глаз. Настолько скрытую, что никто из Светозарных так и не смог его найти за пять веков. Смерть Когтеточки всего лишь… хм… побочный эффект. Светозарным нужна была его руна. А он унёс её с собой, во рту. И они остались с носом. Рейн, а до этого его отец искали Когтеточку. У них были свои причины найти его останки. Правда, Раус?
Она повернулась ко мне, и я неохотно подтвердил:
– Отец в последние годы жизни был одержим им. Хотел найти, похоронить, надеялся узнать что-то новое. Рейн был такой же, как ты. По сути, именно поэтому вы и заметили друг друга. Всегда поражался, насколько вы похожи и насколько дополняете друг друга. Они искали Птицееда, Элфи.
– Я не маленькая, Раус. Давно поняла причину. – Девчонка была удивительно несчастна и в то же время очень строга. – Рейн считал руну своим наследием. Величайшим сокровищем нашего мира.
– Да. …Фрок была против поисков. Она боялась, что он погибнет, сгинет там. А может, боялась, что вернёт Птицееда в мир. Представляешь, какая грызня бы началась между Великими Домами, колдунами. Да что там… государствами, если бы несгораемая руна появилась после стольких лет.
– И всё же она не стоила жизни, – напомнила моя юная взрослая воспитанница.
Я считал точно так же. Именно так и сказал брату, когда его одержимость стала почти что манией.
– Он любил свою жену. А Оделия мечтала найти наследие Когтеточки чуть ли не с детства.
– Я Перламутровая колдунья, – напомнила женщина. – Руны сгорают у меня быстрее, чем у других колдунов. Из-за этого я очень ограничена в силе и возможностях. И тогда Птицеед мне казался идеальным решением. Я алкала её всем сердцем. Грезила. Сходила с ума. Была, наверное, ничуть не лучше, чем Светозарные.
– А сейчас? Что сейчас, Оделия?
В глазах гостьи вновь заблестели слёзы:
– Мы были молоды и думали, что свернём горы, превратим Ил в уютный сад, посадим Светозарных на поводок. Наивны и беспечно глупы. А теперь я бы отдала свой дар за возможность вернуть мужа.
– Хорошо, – с удовлетворением кивнула Элфи, и мне по сердцу скребнула кошка лапой с выпущенными когтями, столь чужой, взрослой, не моей она показалась сейчас. – Тогда я прощаю тебя, ритесса.
Повисла тишина. По щеке Оделии ползла одинокая слезинка, а Элфи, явно понимающая, что последует закономерный вопрос, пояснила:
– За то, что твои грёзы сделали с Рейном. С тобой. И с Раусом тоже. И со мной. Со всеми нами. Не плачь. Прошу. А то заплачу и я. А он не выносит моих слёз и сразу чувствует себя самым несчастным человеком в Айурэ. Давай не станем делать его таким. Вы нашли Когтеточку?
Оделия вытерла слезу тыльной стороной ладони, шмыгнула носом, став совершенно ранимой и печальной. Ей понадобилось несколько минут, чтобы продолжить рассказ о последнем рейде:
– Мы с Рейном выбрались из Коридора Ветреницы, на плато, где месяц, казалось, касается своим краем земли. Вполне возможно, мы были первыми людьми, кто оказался в этих скорбных землях. Там непрерывно дует дикий ветер, такой, что холод после джунглей кажется вездесущим. Он забирает волю, пьёт жизнь. Какой-то кошмар без конца и края, хотя шли мы через эту местность не больше двух дней. Я очень ослабла и допустила ошибку. В ущелье, где лиловые скалы, похожие на карандаши, уходят высоко вверх и теряются в слабом тумане, я была невнимательна.
Она приподняла подол платья, показывая полупрозрачный чулок на левой ноге, под которым был виден бледно-розовый шрам, опоясывающий щиколотку.
– Наступила прямо в распахнутую пасть пузырника, прятавшегося на дне ручья. Его зубы переломили кость, но Рейн вызволил меня. Я потеряла возможность ходить, подействовал яд и на неделю провалилась в кошмарную реальность. Затем стало понятно, что ногу уже не спасти, началось заражение, место укуса почернело. Вопрос был лишь в том, отрезать стопу или подождать ещё немного и лишиться голени.
Я многозначительно поднял брови, и это
