повреждение – след от ударов дронов или артиллерийских залпов, напоминающий о былой ярости боёв. Порой колёса ударяются о ржавую обшивку заброшенных машин, вросших в землю, словно окаменевшие призраки некогда ушедших колонн. Серпантин узкой дороги уходит вдаль, извиваясь сквозь синеющие тени гор и таежных лесов, где время, кажется, застыло на месте.
– Амара… – беззвучно срывается с моих губ имя Лароссо.
Почему она решила остаться? О чем Амара вообще думала, принимая такое решение? Бесконечные вопросы роятся в моей голове, но ни на один из них я не могу найти ответа.
– Амара знала, что делала, – негромко произносит Харпер, снова считав мои мысли, даже ни разу на меня не посмотрев. Его взгляд остается прикованным к дороге, но в голосе проскальзывает едва уловимая нота сожаления. – Она сделала свой выбор.
– Или просто испугалась, – отзываюсь я. – Потеряла надежду, отчаялась, сломалась… Но не понимаю, как? После всего… Она была самой сильной из нас.
– Это не так, – тихо, но уверенно возражает Кайлер, словно взвешивая каждое слово. Его пальцы крепче сжимаются на руле, и он ненадолго замолкает, давая мне время переварить услышанное. – Сила – это не то, как долго человек выдерживает. Настоящая сила – умение признать, когда ты не можешь больше идти вперёд, способность понять, где твоя черта.
– Черта? – раздражённо фыркаю я. – Это звучит как оправдание.
– Это реальность, Дерби, – спокойно отвечает он, всё так же смотря на дорогу. – Никто не может жить в постоянном страхе смерти без последствий. Психика человека – хрупкая штука. В какой-то момент мозг просто перестаёт справляться. Он либо отключает эмоции, либо заставляет принимать решения, которые в конкретном состоянии кажутся логичными и верными. Это не слабость, а защитный механизм.
– Но она так долго держалась, – шепчу я, чувствуя, как в груди поднимается тяжёлый ком. – Почему теперь?
– Ты видишь только то, что на поверхности, – мягко отрезает Харпер. – У Амары могло быть множество причин. Возможно, она устала чувствовать, устала терять и не видела смысла идти дальше. Или, возможно, она верила, что её выбор спасёт кого-то другого. Иногда… самая большая борьба – это остановиться, Дерби. И если ты этого не понимаешь сейчас, то осознаешь потом.
Слова Кайлера пробирают меня до глубины души, заставляя задуматься о том, что я так упорно старалась игнорировать. По-моему, это самая длинная и, пожалуй, самая искренняя его речь, которую я когда-либо слышала. В ней нет привычного пафоса, нет командных интонаций или дежурных фраз, за которыми он обычно скрывает свои истинные мысли. Всё звучит удивительно честно, без прикрас, словно он на мгновение позволил себе быть просто человеком, а не бескомпромиссным майором. И именно это выбивает меня из равновесия, но в глубине души я понимаю, что Харпер прав. Сила Амары не исчезла – она просто приняла иную форму.
– А ты уверен, что мы успеем? – нарушаю повисшее в салоне молчание. Причем режим абсолютной тишины соблюдали не только мы. Шон и бойцы тоже подозрительно притихли. – Это… временное окно, когда шершни бездействуют. Как вообще учёные смогли его определить? Откуда такая точность? – засыпаю майора вопросами.
Харпер переводит взгляд с дороги на панель с тепловыми датчиками и лаконично объясняет:
– Наблюдения и статистика. Несколько лет экспериментов, тысячи часов записи их активности. Они действуют как часы – в одни и те же периоды, с минимальными отклонениями. Пока что всё сходится.
Я тоже опускаю глаза на панель, пытаясь уловить хоть что-то, что подскажет, насколько мы близки к спасению. На экране мерцают красные огоньки – это они. Шершни. Сравнительно небольшое их скопление всё ещё движется в нашу сторону, но заметно медленнее, чем мы. Сердце на миг отпускает ледяная хватка страха. Мы действительно можем избежать столкновения у подножия горы, если всё пойдёт по плану.
– А что если Эванс… – задумчиво начинаю я. – Что, если он и его группа где-то затаились? Может, они выжидают, пока шершни утратят активность? Это ведь могло быть частью его плана, чтобы безопасно добраться до «Крыла Орла» без лишнего риска?
Харпер раздумывает над моими вопросами несколько секунд, но за этот короткий период я почти успеваю увериться в своей теории.
– Если это его план, – наконец отзывается майор. – То он взвешенный, но чертовски рискованный. Шершни хаотичны, Дерби. Даже в периоды их «сна» они представляют угрозу. Да, вероятность столкновения ниже, но их инстинкты срабатывают быстрее, чем мы можем просчитать. Особенно в тех зонах, где уровень активности мутантов выше.
Я хмурюсь, переваривая его слова.
– Но это лучше, чем сражаться с ними в полную силу, – упрямо возражаю я.
– Если группа Эванса выжидает, значит, они либо уверены в своем укрытии, либо отчаянно надеются на удачу, – сдержанно отвечает Харпер. – Шершни – не просто хищники. Их поведение слишком сложно для простого анализа. Они могут проскочить рядом с укрытием и не заметить его, а могут сорваться на малейший шум, даже во время относительного затишья. Любая мелочь – вибрация, тепло, вспышка – может стать катализатором атаки.
– А какие у нас шансы добраться до «Спрута»? – внезапно доносится с задних сидений. Это Шон не выдержал затяжного молчания. – Мы точно знаем, что база безопасна? И что мы будем делать, когда истечет период пассивности шершней? В бой вступать? Или, может… – он замолкает на секунду, затем с заметным усилием добавляет: – Может, проще застрелиться?
Тишина в салоне становится почти осязаемой. Харпер, не отрывая взгляда от дороги, отвечает спокойным, но твердым тоном:
– База «Спрут» – наш последний шанс. Она оборудована для отражения массовых атак. Местное командование вышлет нам навстречу боевые дроны, чтобы прикрыть в случае опасности. Если мутанты атакуют раньше… – майор делает короткую паузу, чтобы подчеркнуть свои слова. – Тогда мы будем сражаться. До последнего. Умирать по собственной воле – это не выход, Ховард. Мы здесь, чтобы бороться, а не сдаваться. Даже если шансов мало.
Шон недовольно сопит, явно неудовлетворенный доводами Харпера, но благоразумно молчит. Харпер продолжает:
– Шершни – не бессмертны. У нас есть оружие, у нас есть мозги. А пока – не отвлекайся, Ховард. Концентрация сейчас важнее всего.
– Легко говорить о концентрации, когда хорошо расслабился пару часов назад, верно, майор? – язвительно бросает Шон, заставив меня покраснеть до кончиков волос.
Ну что за дурак! Какого черта он нарывается?
Воздух в салоне становится напряженным. Я сжимаюсь на сиденье, чувствуя, как подскакивает пульс. Харпер ненадолго отрывается от дороги, чтобы бросить на Шона быстрый, холодный взгляд через зеркало заднего вида.
– Ховард, – произносит он ровным голосом, в котором осязаемо чувствуется стальная нотка, – Если у тебя есть вопросы о моей профессиональной компетенции или о выполнении приказов, высказывай их прямо сейчас.
Шон вызывающе хмыкает:
– Просто странно видеть, как командир нарушает субординацию и установленные внутренние правила.
– Ховард, мы все под одним прицелом. И если ты считаешь, что
