ужасающего зловония и разрухи. Трупы в завалах сжигались из огнеметов, но разрушенных домов было слишком много, и быстро избавиться от запаха трупов было сложно. Снова торжествующая Чехословакия. Казалось, энтузиазму населения нет конца. Они не работали, не отдыхали, а только радовались.
В Австрии мы присоединились к нашей стрелковой части. Встали у них на довольствие, но сами развернулись не на их территории, а поблизости, так, чтобы и не зависеть от командиров-пехотинцев, а в случае какой-либо опасности просить у них защиты. Развернули радиостанцию, держали связь с корпусом. За те несколько недель, что мы ожидали там наше управление, наконец, почувствовалось, что война окончена. Никаких нарядов, никто тобой не командует, дежурства устанавливаем сами, – так, конечно, чтобы поддерживать непрерывную связь, но и в то же время и так, как всем удобно.
Мы объедались фруктами, в основном, черешней. Сочные, мясистые, огромных размеров ягоды, можно было есть без конца. Рядом был сад. Австрийцы относились к нашим войскам дружелюбно и гостеприимно. Мы набирали огромные плетеные корзины, почти сундуки. Наедались так, что больше уже не можешь. А через некоторое время снова хочется, и снова ешь ее почти до отвращения, сказав себе на этот раз: “Все! Хватит!” Но до того красивыми были ярко раскрашенные ягоды, так хотелось укусить их сладкую мякоть, что нарушались все зароки, и мы снова объедались до отвала.
Когда приехал весь штаб, началась обычная армейская жизнь с нарядами, дежурствами, чисткой оружия, строевой, занятиями по специальности и прочими атрибутами военного быта.
Потом началась демобилизация. Нас долго не отпускали, объясняя это тем, что нельзя оставлять радиостанцию без экипажа, и нас отпустят, как только прибудет замена. Мы продолжали работать.
В мирное время сильнее стала тяга к культуре, искусству, ко всему мирному. Да и надо было занять бездействующие войска. Сплошные учения надоедали. Наших офицеров пригласили в Вену на концерт артистов Большого театра СССР. Его специально устраивали для офицеров Советской Армии, находящихся в Австрии. Выступали Уланова, Преображенский, Иванов, Шпилер, Капустина, Оборин и другие известные артисты. Концерт был очень хороший. После него Рязанов поднялся за кулисы к артистам, горячо поблагодарил их за прекрасный концерт и пригласил их в части корпуса. Артисты согласились выступить.
На другой день Рязанов вместе с офицерами штаба на машинах корпуса привез артистов в расположение штаба и устроил там торжественный прием. На вечере присутствовали командиры дивизий и полков, все Герои Советского Союза корпуса. Рязанов выступил с приветственной речью. А он умел это делать. Артисты дали большой концерт, вечер прошел очень хорошо. Торжества продолжались и на другой день. Был организован богатый стол: среднее между завтраком и обедом. Снова выступил Рязанов, поблагодарил всех. После завтрака на машинах штаба в сопровождении офицеров артистов отправили в Вену по маршруту с живописными местами.
Еще концерт давали московские артисты в Бадене. Помню конферансье Гаркави. На концерте в Бадене я не была, но после концерта Рязанов пригласил артистов в гости в корпус, они приняли приглашение, и им была оказана такая же теплая встреча, как и артистам Большого театра. У многих наших офицеров тогда завязались дружеские отношения с артистами, продолжавшиеся уже потом, когда летчики оказывались в Москве.
На приеме, устроенном для советского командования, Рязанов поразил главу временного правительства, а затем президента Австрии Карла Реннера, бывшего лидера 2-го Интернационала, идеолога австромарксизма. Генерал неожиданно начал обсуждать с президентом его работы тридцатилетней давности. Дело в том, что в 1920-1924 годах Рязанов учился и закончил Коммунистический университет им. Свердлова, высшее партийное учебное заведение, где он и познакомился с этими работами.
В конце августа прибыла смена. Мы обучали их, сдавали радиостанцию. А потом была демобилизация, сердечное прощание с остающимися и дорога домой.
В товарных вагонах мы ехали через все еще праздничную Чехословакию, Румынию, где цыгане тащили все, что плохо лежит, станцию Чоп, Закарпатье, Западную Украину.
Ранним сентябрьским утром эшелон прибыл в Москву. Торжественные и шумные встречи начались немного позже. Тогда еще не встречали, да и никто не знал о нашем приезде. Пустой перрон Белорусского вокзала. Все еще впереди. Все уже позади. Непрерывная связь.
Послесловие
Василий Георгиевич Рязанов умер в 1951 году в пятидесятилетнем возрасте. Маршал Конев в книге «Сорок пятый» писал: «Летчики корпуса Рязанова были лучшими штурмовиками, каких я только знал за весь период войны. Сам Рязанов являлся командиром высокой культуры, высокой организованности, добросовестнейшего отношения к выполнению своего воинского долга. Он умер после войны еще сравнительно молодым человеком, и я тяжело переживал эту утрату…»
Ирина Борисовна Рязанова, ставшая женой В. Г. Рязанова в 1947 году, осталась вдовой с тремя сыновьями. Она, как и ее муж, была человеком «высокой культуры, высокой организованности, добросовестнейшего отношения к выполнению своего … долга». Замуж больше не выходила, хотя предложения были, она была очень красивой женщиной. Жила нелегко, ей помогала приехавшая к ней мать, Ольга Васильевна, – она умерла в 1985 году. Ирина Борисовна вырастила и воспитала детей, дала им образование. Трудилась она непрерывно. Старший сын работал в ООН. Младший стал доктором наук. Она была ветераном труда. Кроме боевых орденов, у нее были и трудовые награды. Умерла Ирина Борисовна 26 октября 2006 года. Как у Булгакова, сказала детям, – живите, – а сама умерла. На состоянии организма отразились, видимо, тяготы ее фронтовой службой. Как у ее мужа, и как у многих других. По закону, они приравниваются к погибшим на фронте. В «Белой гвардии» Булгакова воины, в поле брани убиенные, попадают в рай. Хотелось бы, чтобы там она встретилась с мужем, – об этом мечтала Ирина Борисовна. Уже нет в живых и Тани Лебедевой и многих других героев этой книги. Но живет в Москве Люся, Людмила Ивановна Смирнова, входит в совет ветеранов 1-го ГШАК. Осенью 2006 года 85 лет исполнилось Михаилу Петровичу Одинцову. Он дожил до девяностолетнего рубежа.
Эти воспоминания были записаны в 80-е годы. Ирина Борисовна была великой труженицей, праведницей и очень скромным человеком. Она не раз говорила, чтобы эти ее воспоминания увидели свет после ее смерти. Хотела она еще быть похороненной рядом с мужем. Это ее желание исполнилось.
А ее могильную плиту под памятником мужу летом трудно найти. Гортензия почему-то разрослась невероятно, лезет из всех, кажется, каменных, забетонированных щелей. Белые шары с июня по октябрь закрывают плиту, склоняя свои головы над ее фотографией, выбитой на камне. Может, это какой-то знак?
18 апреля 2020 Ирине Борисовне исполнилось бы 95 лет. Положить цветы не удалось: короновирус, карантин, кладбище
