Суворова дивизии, сказал: “Отмечая работу летчиков штурмовиков и истребителей вашего корпуса, мы не можем не отметить работу органов управления. Я особенно отмечаю хорошую работу по управлению боевыми группами над полем боя по радио. Использование радио в 1-м гвардейском штурмовом корпусе можно поставить в пример остальным по четкости и организованности. Я могу прямо заявить, что такой четкой постановки этого участка управления нет ни в одной из наземных армий. Отличное управление группами на поле боя, хорошая организация взаимодействия с наземными армиями, своевременный подход на поле боя боевых групп надо отнести к заслугам авиационных штабов”.
У меня сохранилась фотокопия грамоты, врученной мне в числе других бойцов корпуса, в июле 1945г. Красивая виньетка с перекрещенными ружьями, профилем Сталина, знаменами, орденами, кремлевской стеной, звездами Героя, самолетами и надписями “За нашу Советскую Родину”, “Наше дело правое – мы победили”. В тексте говорится: «Великая Отечественная война Советского Союза победоносно завершена. Красная армия под руководством своего генералиссимуса великого Сталина одержала над врагом великую историческую победу.
Вы, прославленный воин-гвардеец, приложили немало труда, чтобы достичь полной победы над врагом.
Родина, наш великий Сталин, высоко оценили боевые дела соединения, в котором Вы служили.
За отличные боевые действия 56 благодарностей Верховного Главнокомандующего товарища Сталина получило наше соединение, а в том числе и Вы. В этих благодарностях великого Сталина отражен победный и славный путь гвардейского соединения. Слава соединения – это также Ваша слава. Велика честь быть воином такого прославленного соединения.
За самоотверженный труд и боевые дела, проявленные в Великой Отечественной войне за период пребывания в соединении, объявляю Вам благодарность и награждаю грамотой. Выражаю уверенность, что Вы высокое и прославленное звание гвардейца будете носить с гордостью и оправдаете его с честью. Будьте героем труда. Будьте всегда на страже интересов нашей социалистической Родины. Крепите связь со своими сослуживцами”.
Наша радиостанция 9-го мая до Праги не дошла. Получив приказ, мы остановились под каким-то селом, развернули радиостанцию и на рассвете начали работать. За селом не так мешал восторг жителей, а работы было много.
Не знаю даже, кем мы поддерживали связь, – радиограммы шли зашифрованными, – или с танкистами Лелюшенко или с командованием воздушной армии или с полками и дивизиями корпуса или прямо с Коневым, – а, скорее всего, – со всеми вместе, так как радиограммы шли непрерывно. Давно не было такой напряженной работы.
Часам к 10 утра Прага была освобождена, но многие части противника из почти миллионной группировки Шернера не складывали оружие, несмотря на то, что штаб Шернера был разгромлен и управление нарушено. Наши летчики непрерывно вылетали на разведку этих войск и бомбили их. У нас работы было очень много.
Я сидела в машине и работала. Кто-то окликает меня, дергает за рукав, хлопает по плечу. Я оттянула наушник, спрашиваю: – В чем дело? Мне кричат: – Победа! Победа!!!… Я разозлилась: какая победа, если столько работы. После небольшого перерыва пошла работа без передышки. И.С. Драченко, выступая на встрече ветеранов корпуса в 1982 году в Москве, рассказал, как летчики прямо с банкета в честь Победы по приказу Конева бежали к самолетам и летели в бой.
Особенно много работы было под вечер. На следующий день вылетов стало уже чуть меньше. Но и в этот и в следующий день мы еще работали, а наши летчики летали на задания. Так, пожалуй, конец войны внутренне я не почувствовала и свыклась с мыслью о том, что война закончена, уже позже.
Да и как-то не верилось до конца в то, что враг полностью разгромлен, что войны нет, и не будет, скажем, завтра или послезавтра. Все было настолько настроено на военный лад, весь образ жизни, все ощущения, мысли и чувства были так неразрывно связаны с войной, что требовалось время, чтобы привыкнуть к миру, перестроиться.
Как ни ждали Победу, ни стремились приблизить ее, все-таки она пришла внезапно. Ликовал весь мир. Радовались и жители того села, у которого мы остановились, и всех тех населенных пунктов, через которые нам довелось проезжать уже после 9-го мая. Они-то и создавали праздничное настроение среди нас, еще погруженных в военные заботы.
Трудно было свободно пройти даже несколько метров, чтобы тебя не схватили, не начали качать на руках, дарить цветы, угощать чем-то. Нам было неудобно за свои старые вылинявшие гимнастерки. Потом такие бурные проявления восторга стали немного надоедать. Они, оказывается, утомляют не меньше тяжелой работы. Тем более, что на меня случайно вылили кувшин с молоком, а после первого смущения развеселились еще больше, приговаривая «На здраве!” и еще что-то непонятное.
Когда нам поступила команда вернуться в Гроссрешен под Бреслау, где находился штаб корпуса, мы выехали туда. Но если по дороге в Чехословакию мы мчались стремительно, избегая восторженных встреч, то обратный путь занял намного больше времени, чем бросок под Прагу. Машину окружали люди, преграждая ей путь. Каждый хотел обнять нас, пожать наши руки, поблагодарить за освобождение и братскую помощь. Не только в городах и селах, а везде, на всем протяжении дороги, люди стояли живым коридором и кричали от радости и восторга.
Наш фургон почти полностью был заполнен цветами. Нам размещаться в этом цветочном царстве становилось все более неуютно. У Татьяны начались головные боли от резких запахов. Любая попытка подарить кому-то хотя бы часть цветов заканчивалась тем, что их число увеличивалось, – нам в ответ дарили еще больше. Мы решили поступить по примеру чехов и осыпать их цветами. Когда мы проезжали через очередное село и уже выезжали из него, выбираясь из толпы так, что дорога впереди была чуть свободнее, мы начали хватать заранее приготовленные и сложенные у дверей букеты и разбрасывать их в людей, стоящих по обочинам, крича при этом: – Победа! Победа! Братья—славяне! Так большую часть цветов мы разбросали. Из того, что осталось, мы с Таней сплели венки и бросили в ручей, который переезжали. В корпус, как задумывалось раньше, ничего не привезли. Но и без этого настроение у всех было приподнятое.
Мы стали работать, как обычно: дежурили на радиостанции, ходили в наряды. По-прежнему принимали и передавали шифровки. Разве что полетов стало меньше, хотя они не прекратились полностью, и нам уже не выпадало работать с микрофоном. Впрочем, мы недолго и были в корпусе и скоро со своим экипажем отправились на новое место, обеспечивать связь и поджидать остальных. На этот раз мы должны были добраться до Австрии, развернуться там и наладить связь с корпусом.
Снова проезжали через Дрезден с не разобранными руинами. Тот же город смерти,
