- Как же быть с интернатом?
- Переедете на периферию, - сказала я, хотя не была обязана. - Договоренность с областью уже есть. Вам же лучше - свежий воздух. А в вашем здании будет военное общежитие. Где мне людей селить?
- А в доме творчества? - осведомился Ойчек Молчун.
Он спросил подозрительно вкрадчиво.
- Воскресная школа для военнослужащих. Вы разве не в курсе, что в основу нынешней государственной идеологии положена духовность? А у вас в туалетах стоят автоматы с презервативами!
Молчун на то и Молчун, чтобы взорваться. Я знала, что так будет.
Отставной чечеточник затряс пальцем, вновь наступая на меня, и заблажил, забрызгал вдруг слюной:
- Пусть для начала вычешут из бород капусту от суточных щей, да вынут хрящи осетровых рыб! - Ойчек выл, воображая себя витией. - Дождутся, что их опять же по щам перетянут мокрыми... писюнами!..
На последнем слове он сбился, мнимая интеллигентность взяла над ним верх. Впрочем, истерика оставалась истерикой - будучи загнан в угол, он мог и ужалить.
- Вон отсюда, все трое! - гаркнула я и встала.
Откуда мне было знать, что булкиных сирот поставляют на самый верх - я слабая женщина, не искушенная в высших силовых играх. Но это, как говорится, другая история. Правда, она объясняла, с чего вдруг эта компания так оборзела; они чувствовали невидимую поддержку, хотя и не знали заступников.
Но я все равно их выставила.
Глава 7
Апартаменты под ключ
В квартире недавно жили, и человек, остановившийся в прихожей, не хотел знать, как.
- Сергей Иванович, это я, - сказал он в телефон.
Мобильник молчал.
- Вот, Сергей Иванович, пришел я на место, и если навскидку, то все меня как будто устраивает...
Говоривший еще застал жилицу, когда договаривался об аренде помещения; дальше все происходило без нее. Та, похожая на толстую сказочную собаку, только-только переборовшую запой, вышла к нему с грязной ложкой в руке. Она ела кашу. Инфернальная баба разинула пасть, со вкусом облизала ложку квадратным языком, напоминавшим дворницкую лопату, а после вытерла о свитер, плотно облегавший цирротический живот.
Жилица стреляла свиными глазками, поджимала губы. Она догадывалась, что с квартирой неладно, однако держалась уверенно и нагло. Гость, впрочем, не собирался торговаться, и они быстро договорились.
С той встречи ничего не изменилось. Жилицы не стало, а вот ее присутствие по-прежнему улавливалось, как будто она, распертая кашей, взорвалась и рассыпалась на кварки, которые втянулись в сырые стены.
- Так что вы не горюйте, Сергей Иванович. Что поделать, если нас выселяют! Мы прекрасно устроимся в этих казематах.
В комнате стояла вода. Неизвестный то ли строитель, то ли архитектор, соорудил там наклонный каменный пол. Добротное, старых времен каменное покрытие; человек с телефоном не мог понять, откуда взялся такой здоровенный блок полированного гранита. Возможно, был распилен и нашинкован огромный валун, сошедший некогда с ледником. Пол от порога уходил под наклоном к мутному окну с битыми стеклами. Начиная с середины комнаты, в этом естественном косом котловане стояла зеленая вода. В ней кто-то жил. В углу валялись тряпки, которыми вытирали все. Слив в туалете не работал. Близ унитаза поселилась початая банка тушенки, источавшая неимоверный смрад. С потолка на шнуре свисал холостой патрон. Он состарился и покрылся пылью, отчаявшись мечтать о свежих лампах.
- Вы знаете, Сергей Иванович - хочу поделиться с вами, пока никого нет. Вчера я читал Писание, и вот на какие строки наткнулся: "...жатвы много, а делателей мало; итак, молите Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою". Да это же про меня! Что скажете, Сергей Иванович? Как вы думаете?..
В прихожей по растресканному паркету сновали мокрицы, виртуозно огибавшие ботинки вошедшего. Что-то всхлипывало, где-то низко гудело. Стены хворали кожной болезнью, шершавая сыпь - обнаженная штукатурка - сливалась в отталкивающие очаги. Остатки обоев были покрыты бурыми пятнами, похожими на кровавые следы, но это была никакая не кровь, и тем ужаснее они выглядели.
- Давайте, Сергей Иванович, потолкуем о Небесном Царстве. Мы с вами смертные грешники, но мы туда попадем. И знаете, как? Через малых, которые суть ангелы. Спросите меня, зачем я зашиваю им глазки? Можете не спрашивать, я и так отвечу. Чтобы они нас запомнили. Мы въедем в Царство, если позволите выразиться, на их плечах... Мы последние, кто отражается в их глазах. Зашивать же приходится непременно, ибо оттепель, и птички голодные... Они слетаются к древу жизни, вредят херувимам...
Человек прикинул, сумеет ли он исхитриться и добраться до окна, не намочив брюк. Все, чего он хотел - проверить батареи парового отопления. Пошатать трубу. В ней очень кстати завыло, и понеслись бесы - не то веселые, не то скорбные; в трубе причитало и бормотало, она чуть подрагивала, вся испещренная смертными каплями воды. Мужчина плюнул, разулся, закатал брючины и пошел босиком. Лицо его гадливо кривилось. Он пожалел, что не взял рабочим комбинезоном, а лучше - костюм химзащиты.
- Все бы вам помалкивать, Сергей Иванович. Озорник вы! Мало ли, что я рассказывал - не сломаетесь еще раз послушать. Ладно, впитывайте новости. Так вышло, Сергей Иванович, что мы, похоже, попадаем под какую-то программу защиты. Может быть, нас и не выселят. Может, нам повезет. Не знаю, в чем дело, но гадину, которая хочет продать наше место, собираются сковырнуть. Раз уж мы оказались поблизости - поможем этому славному делу...
Вода была теплее, чем казалась.
Он дошел до трубы. Все на соплях. Дернул, что было сил, и та не подвела, устояла. Но это до поры. Он оглянулся на сумку, которую оставил на пороге. Та была набита разным железом - ножами, наручниками, пилами и топорами. Пришелец выбрался на сухое место и поискал глазами, чем бы вытереться. Ничто не годилось, тряпье грозило расползтись в пальцах. Выругавшись, он натянул носки прямо на мокрое.
- Натерпелся я с вами, Сергей Иванович!
Мужчина завел глаза к лишайному потолку. Он прикинул, нет ли смысла облагородить самый вход, чтобы внутренность не пугала с первого шага. Немного подумав, решил не обременяться.
- Да, Сергей Иванович. О наших херувимах. Освобожденные от скверны, избавленные от требухи, они украшают лозу подобно дрожащим листочкам...
Он прислушался к шумам. Дом жил прибитой жизнью. Где-то встукивал молотком невидимый сосед. Хлопнула входная дверь: кто-то зашаркал по лестнице, перхая и всхлюпывая. Сразу же все и смолкло. Во дворе-колодце полагалось не жить, а долго болеть и медленно умирать. Мужчина постоял, потом
