или ж.
1. граница, предел
2. конец, цель, назначение
Бывший принц и дочь герцога сидели за шахматной доской.
Солнечный луч медленно полз по фигурам. Рука девушки зависла над лазуритовым рыцарем-конем, взгляд – на серебряной пешке, почти дошедшей до ее заднего ряда.
– Вы все время продвигали эту пешку вперед. Защищали ее.
Принц развел руками:
– Естественно.
– Что бывает, когда пешка проходит весь путь до другой стороны? – спросила она. Он жизнерадостно и вместе с тем задумчиво усмехнулся:
– Ну, тогда она становится чем-то совершенно иным.
56. Югитэр
Jūgiter, нар.
1. неизменно
2. непрерывно
Гельманн фон Экстон наносит по мне удар мгновенно.
Давление, боль, скорость – все это врезается мне в левый бок стремительно и резко, как пуля. Вес громадного боевого жеребца обрушивается на меня, и, прежде чем мы успеваем сбежать, наша спина ударяется о сетку из горячего твердого света – защитное ограждение арены. Я пытаюсь шевельнуться, но меня пригвоздили. Он.
– Ну давай же, – раздается скрипучий голос с голоэкрана. – Таким коротким боем ты у меня не отделаешься.
Он в «Дредноуте», который тяжелее боевых жеребцов любого другого класса и вместе с тем выглядит обтекаемым – плечи и ноги гладкие, почти нет типичной для «Дредноутов» массивной брони, кроме как на великанской груди. Неоново-желтые гребни спускаются по спине и ниже узких бедер удлиняются, переходя в шипастый хвост. Края шлема загибаются как вросшие бычьи рога, как челюсти, созданные сомкнутыми, как у зверя, который еще не придуман, но уже прожорлив.
Металл трется о мою грудь и плечи, проекционная сетка арены обжигает спину – этот страшный жар опаляет сердце. Он явился из ниоткуда. В «Дредноуте». Мне следовало заметить, что он приближается… Нет. Страха они от меня не дождутся.
вперед.
Даю задний ход. Мы вдавливаемся в защитную сетку, белый твердый свет прожигает рисунок ячеек на нашей спине. Седло наполняется тошнотворной вонью горящей плоти и перегретого металла. Стискиваю зубы – еще чуть-чуть – и вдруг обретаю мгновение свободы, ровно столько, чтобы соскользнуть и метнуться в сторону так быстро и далеко, как мы только можем. Противник скрипуче смеется с голоэкрана.
– Тебе понравилась эта боль? Я видел это по тебе, видел, как ты принимаешь ее. Ты целуешь агонию этими сладкими обветренными губами, как своего первого любовника. – Он взлетает, сопла извергают неоново-желтое пламя, настолько горячее и яркое, что светодиодный крест над нами тонет в его сиянии. – Стану ли я твоим первым, кролик, и твоим последним?
Я отключаю связь дрожащими пальцами.
Разрушитель Небес думает то, что я отказываюсь чувствовать. «страшно.»
По коже будто ползают невидимые черви. Этот противник не такой, как остальные. Говорит он тем же тоном, что и мужчины в борделе, только еще хуже, и сияет, подрагивает, ждет – такого ожидания я никогда не видела у наездников, он завис в высшей точке арены, словно время для него ничего не значит и он находится там, где ему и место.
А я заперта здесь в ловушке вместе с ним.
– …столкновение до первого старта с платформы – явное нарушение, Гресс, и-и-и вот, пожалуйста: Пронзающий Крылом получает желтый флаг от судьи. А Разрушитель Небес – две секунды форы в первом раунде! Но сумеет ли его наездница извлечь из этого пользу?
Гельманну, похоже, плевать на правила. Будто он хочет не сразиться со мной, а прикончить меня. Я прочитала об этом в наспех нацарапанном письме Ракса, которое передала мне Мирей, и теперь чувствую это сама: тепловая волна от проекционного кинжала, ухмылка человека, идущего за тобой в темноте, нестерпимое давление на уши перед открытием шлюза. Опасность.
«с платформы», – эхом повторяет Разрушитель Небес.
Правильно. На платформе я в безопасности – оттуда лучше видно его приближение. На реактивной тяге я направляюсь к ней.
– Наездники, приготовиться к первому раунду! Во имя Бога, короля и Станции!
– Во имя Бога, короля и Станции!
Толпа возбужденно повторяет слова комментатора – жаждет трагедии, торопит мою кончину. Гельманн фон Экстон решает расположиться на платформе с земной стороны.
Обратный отсчет. Три.
Голоэкран возникает опять.
Два.
– Дай-ка мне увидеть тебя, – скрипуче требует Гельманн. – Тебя всю.
Один.
Сердце колотится, во рту сухо – он причинит мне боль, загонит меня, а я заперта здесь с ним, – и вдруг… появляются цветы. Всего на один миг на фоне космоса возникают белые маргаритки и синие гиацинты, расцветают глубоко в глотке бездушного дракона. Голос матери – словно прохладная вода, вылитая на раскаленные угли: «Спасибо тебе, Синали. Они прелесть».
Разрушитель Небес. Он сотворил эти цветы, чтобы успокоить меня, вернув мне с точностью до последней детали мои воспоминания. Цветы блекнут, их вытесняет чернота, боевой жеребец посылает мысль в наш общий разум.
«не давай им ничего».
Пока исчезает последний лепесток, я договариваю.
возьми все.
Ноль.
Серебристое копье появляется в моей ладони, возникает мгновенно, целое и острое. Платформа отпускает нас с двухсекундным опережением. Мы стремительны – никаких сомнений, только скорость. Звезды становятся размытыми полосами, Эстер словно на долю секунды перестает вращаться, ленты ее малахитово-зеленых облаков зависают на месте. Пронзающего Крылом платформа отпускает позднее, но он уже приближается, черная броня поглощает голубое свечение генграва, желтое копье целится мне в горло.
держись.
Боевые жеребцы издают крик, между ними вспыхивает свет. Это похоже на фотовспышку в темноте, на стробоскопы в клубе Тализ – его желтое копье, мое серебристое. Его тело, мое тело – пахнущая духами постель, белые розы, холодная платформа, горячий кинжал. Поток мыслей и их упорядочивание, когда они собираются воедино во мне: Гельманн фон Экстон хочет меня. Но он не первый.
и не будет последним.
Столкновение.
Боль, от которой почти рвутся нервы, пронзает мне зубы, пальцы, каждый вдох дает боли новую порцию кислорода, чтобы усилиться. Что-то не так с моей правой ногой. Мое копье ничего не задело, пролетело под ребрами Гельманна, словно я туда и целилась. Разрушитель Небес начинает шаткий взлет, и у меня в мыслях хаос: как он уклонился? Я захватила его, точно рассчитав инерцию и угол… быстрее, чем он мог бы надеяться уклониться на «Дредноуте».
разве что…
Разве что он заранее знал, куда я целюсь.
– Ну же, кролик, – мурлычет он с голоэкрана. – Ты что, не слышала? Хочу увидеть все, что у тебя есть. Все полностью.
«Красный – 0. Синий – 1». Правая нога немеет, и я смотрю на нее – она почти оторвана, болтается на тонком пучке проводов. И что еще хуже, двигатели в ней работают прерывисто, вызывая общий дисбаланс. Пытаюсь устранить
