тогда, – также шепотом отозвался Прохор, подсунувшись ближе, – вас обоих с братом из города палками погонят. Князь себе уже дубину потяжелее выбрал, вперед всех побежит.
На улицу Жиробудичи выходили ничуть не веселее, чем прежде. Сон-богатырь, конечно, и ростом велик, и силой, только сотня-то мужиков кого угодно сшибет да под собою попросту похоронит.
– Скажи, богатырь, – обратился к Велебору Вячемир, – сколько человек ты зараз укладывал?
– Бывало, с полсотни степных ханичей бивал, может чуть больше. Они особо лезть на меня не торопились. Только ханичи мелкие обычно, редко среди них великий богатур сыщется. Одна у меня будет подмога, за честь Отчизны сражаюсь.
– Да как одна, а ведьмин подарок?! – воскликнул Хотебуд.
– Нельзя его на такие пустяки использовать, не по правде будет. Потом во время боя разве заснешь? – витязь улыбнулся во все лицо.
– О правде ты не придумывай, сам сказал, за Отчизну бьешься, куда еще больше нужда. А со сном мы тебе поможем. Пойдем щас в кабак!..
– Догулялись уже по кабакам, – строго оборвал его Велебор. – Я хмеля не пью, он с разумом вечно спорит, а богатырь богатырем не от одних мышц и палиц становится. Чтобы мне спалось крепче, я молоко с медом теплое пью, но тогда оно мне прямо на месте нужно будет подавать. Вы что ли отважитесь на стадиён лезть посередь драки?
Переглянулись братья, понурили головы и кивают:
– Придется нам, все рано битыми будет.
– За это хвалю, – воскликнул богатырь, потрепав парней по головам. – Хорошо, что готовы за свои проступки ответ держать, будет вам такое искупление.
И отправились они втроем к месту состязания, народ уже собирался и поднял шум до небес. Вереницы пестрых гостей, на неясных языках балакающих, тянулись со всех концов Златоглавца, за ними крикливые торгаши всякие закуски продают и вопят громче зевак. Видно, обсуждали все они (торгаши не в счет, конечно) того силача, что обещал одним махом уложить лучших иноземных поединщиков. На тесных улочках и широких дорогах столицы зависло напряжение, город затаился в предвкушении славного зрелища, особенно волновались святорусичи, им самим интересно стало, кто это среди них такой герой выискался?
Глава 9
Пока глашатай орал на весь Златоглавец, представляя всех гостей с их чемпионами (уже голос сорвал, две стони человек озвучивать-то), Велебор в последний раз у выхода на Позорище братьев наставлял.
– Чтобы вы знали, спать меня клонит с трех кувшинов молока. Один я уже выпил, когда вы меня потревожили, так что осталось вам только пару донести. И оно непременно должно быть теплым, а то никак.
– Дык тут выпей, – предложил «смекалистый» Вячемир.
– А на стадиён вы меня потащите? Я еще должен выйти и Великого князя с его гостями поприветствовать, такой порядок. Его, правда, иноземцы наши предложили, мне Прохор рассказал, – богатырь кивнул на вездесущего мужичка в зипуне.
– Я – Прокоп, – фыркнул тот, пробежав мимо, как мышь.
– Ну да, – Велебор затылок почесал, шелом поправил. – Так вот, должен заиграть какой-то химн, мне его послушать дали, чтобы знал и не попутал, тогда я пойду и буду левой рукой махать, а правую на сердце положу.
– Это что еще все такое? – ахнули братья.
– Говорю же, эти заморские немчуры сказали, что так в приличном обществе положено, раньше-то у нас ни химнов никаких не было, ни хождений. Уж если решит кто кому в репу дать, так просто в лицо все и выскажет как есть. А потом треснет, само собой. Быстро и доходчиво. Но сейчас порядки новые, иначе меня к состязанию не допустят. Еще запрещено над всякими арапами смеяться и показывать им фрукты. Будто оно мне надо было, – задумчиво добавил великан.
Как заиграла нужная мелодия, он подтолкнул братьев, сунул им в руки несколько рублей золотых на молоко медовое – с таким «пропуском» не важно, во что ты одет, – и ступил на стадиён. Жиробудичей мигом как ветром сдуло, благо до ближайшей лавчонки пути было пару минут. Богатырь обошел круглую арену вдоль трибун, махая рукой, чувствовал себя преглупо, но куда деваться? Князь вскочил, в ладоши хлопает и тычками подгоняет окружающих его бояр, чтобы активнее болели за «наших». Одного ленивого прямо за шкирку поднял и затрещину отвесил. Иноземцы и те зааплодировали такому смельчаку, да и по правде сказать, не встречались им раньше люди таких выдающихся пропорций, даже самым северным северянам. А поединщики, напротив, насупились, глядят из-под бровей гневно, все обиды, братьями-наглецами нанесенные, припоминают. Да и завидно им стало, досадно, они ж сюда приехали силушку показать, а выходит, что святорусичи уже ее навидались куда больше, чем у них есть.
Стоило Велебору появиться, оживился даже глашатай, незадолго до того висящий на перилах своей особой будки и глотающий воздух, как рыба, на берег выкинутая. Начал он на все лады распевать о силе и доблести богатыря княжеского, хотя и не знал толком ничего о его подвигах. Тому аж неловко стало, столько нового о самом себе узнал.
– Давайте начинать! – возгласил Держимир, только глашатай так увлекся, что никак замолкнуть не может.
Фантазия уже разыгралась, он больше сочинять какую-то сказку пошел, чем работу выполнять. И о том, как Велебор Змея-Гаврилыча бивал, рассказал, и как флот драккаров ярла Самовара одним веслом потопил. Много всякого наплел. Так и чесал бы языком до заката, не кинь ему в ухо державу князь.
– Заткнись уже, черт бредкий! – крикнул Держимир вслед пущенному снаряду, потрясая кулаком.
Под всеобщие овации контуженного глашатая вынесли под руки со стадиёна, а он все бубнить продолжал.
Князь дал новую отмашку, и тут началось… Всей толпой ринулись воины на нашего Велебора, первую волну он палицей опрокинул, да на ней люди повисли, что водоросли на том знаменитом весле, каким флот ярла топили. Так и вытянули оружие. Богатырь навалился на эту живую стену, один сотню держит, только одолеть никак не выйдет. Самые сильные немчуры в первые ряды выступили, кто борется, опрокинуть силача хочет, иные ему по бокам колотят, кто чем. Народ на трибунах бесится, скачет, орет, как толпа погорельцев. Поп-Боголеп даже перекрестился и молитву прочел, потом, правда, сам начал голосить громче всех, богатыря подбадривать.
Вернулись братья в самый разгар, запыхались, едва кувшины в руках держать могут. А еще надо сквозь целое войско прорваться. Помолились они об упокоении своих грешный душ на всякий случай, и побежали напролом, зажмурившись со страху. Увидал Горо, богатырь иппонский, кувшины, облизнулся, кричит чего-то по-свойски. Братья решили, что он их убить обещает, вспомнил, как они над его шириной потешались, и еще
