главные испытания впереди, — сделал вывод Николай. — План Кроханова предельно прост: подождать немного — не исключено, что новый начальник завалится сам по себе, а если нет, тогда возьмутся вдвоем». Тронул за плечо Акима Ивановича.
— А пристанище для начальника есть у вас?
Обер-мастер круто, по-солдатски развернулся на каблуках, показал на небольшую пристройку, похожую на кладовую и глядевшую на площадку несуразно узким и длинным окном.
— Вот этот сараюшко.
Николай не сдержал усмешки.
— Н-да, по Сеньке и шапка, по цеху и кабинет…
— Не место красит человека. — Аким Иванович достал из нагрудного кармана небольшой ключик, вручил Балатьеву. — От стола.
— А от двери?
— Она никогда не запирается — спереть нечего, кроме телефона, а он тут никому не нужен.
3
Кто-то сказал, и это стало крылатой фразой: «Дни идут, месяцы бегут, а годы летят». Здесь дни не шли. Они ползли, притом с изнуряющей тягучестью. Особенно выматывал душу непривычно медленный темп работы. Балатьев с этим смириться не мог. Он привык к другому темпу: быстрому, бесперебойному, горячему. Угнетало и сознание полнейшей своей ненужности в этом цехе. Он видел способы облегчить труд, форсировать ход печей, поднять их производительность, но в средствах заводу отказывали — зачем поддерживать жизнь дряхлого, умирающего организма? Каждый год завод работал последний год, каждый год начинался со слухов о том, что вот-вот его остановят, а между тем решение это откладывалось и откладывалось.
Однажды Балатьев зашел к первому секретарю райкома партии, зашел безо всякой надобности, без просьб и вопросов — просто появилось желание познакомиться с человеком, о котором шла хорошая молва, отвести душу в откровенном разговоре.
— А я уж сам собирался в цех к вам нагрянуть, — сказал Баских, выйдя из-за стола. — Жду-поджидаю — не появляется досточтимый Николай Сергеевич. Либо характер выдерживает, либо вообще не считает нужным.
В спокойном лице Баских, в крутом развороте плеч, в крепкой стати чувствовались надежность, остойчивость. Лет ему еще немного, этак сорок с небольшим, — может, потому держался он удивительно располагающе. И не панибратски, и без обидной снисходительности.
— Ну, думаю, если гора не идет к Магомету, — продолжал Баских, усаживаясь на диван и предложив гостю место рядом, — то…
Слова его прозвучали упреком, и Балатьев попробовал оправдаться:
— Накапливал впечатления, осмысливал обстановку.
— И как? Накопили? Осмыслили?
— Пожалуй. — Интонацией Балатьев дал понять, что впечатления у него самые безрадостные. — А общее впечатление… Отвечу словами того же Магомета, обращенными к заблудшим арабам: «О, если бы вы понимали…» Многое не могу взять в толк.
— Уверен, это преждевременный вывод. Умозрительный. Ну, например?
— Например — Кроханов. Почему держите его? Он же не тянет. А завоевывать престиж матюгом да грубыми нажимами…
— Согласен, Николай Сергеевич, — но положение, увы, не всегда зависит от достоинств. Достоинство — это нечто от бога данное… А окрики, матюги, нажим — почти всегда действенны, и постичь это искусство не сложно. А еще что тебя смущает?
— Ну хотя бы зачем я здесь нужен? Без технических мероприятий работу печей не улучшить. А со средствами, вы сами знаете, — никто ни копеи.
— Ты не печам, ты людям нужен в этом нашем мире, именуемом Чермызом, — убежденно проговорил Баских. — Тебе это сразу не понять, зато со стороны… Перед тобой вот какие задачи. Во-первых, растревожь совесть тех, кому все равно что и как делать. Во-вторых, надо оздоровить общую атмосферу в цехе. Люди должны вздохнуть свободнее, плечи расправить, уверенность в себе обрести. — Баских поднялся, подошел к столу, взял пачку папирос. — Дымишь?
— Нет.
— Эх, а я… Бросить бы, да воли не хватает. С молодых ногтей тяну. — Сделал подряд несколько затяжек и, наблюдая, как, метушась, поплыл в солнечном луче дым, заговорил снова: — Во-вторых, дело в том, что у печевых наших низкий технический уровень, вернее — никакого уровня. Кидают в печь руду, по навыку знают, когда и сколько, а представления о процессе ни малейшего. Нужно преподать им основы технологии. В объеме техминимума хотя бы — образование, как ты понимаешь, у них азбучное. Займись этим. Но не сейчас. Летом у них свободного времени в обрез. Огороды, сенокос, заготовка дров, снеди всякой, а с осени до весны самое как раз. Рано или поздно завод остановят, и выйдут отсюда технически неграмотные мастеровые. Ну где они найдут себе применение? А если к их опыту да трудолюбию грамотешка какая-никакая — цены им не будет.
Предложение не вызвало у Николая особого энтузиазма. Народ в цехе в основном великовозрастный, знания — у кого за начальную школу, а у кого и тех нет, и традиции испокон веку сложились особые — больше уметь, чем знать, перенимать только практику ремесла. Попробуй подбери для них общепонятный язык.
— Задача нелегкая, — чистосердечно признался он.
Уклончивый ответ не устроил секретаря райкома. Решил убедить.
— Но благородная, и осуществить ее можешь только ты. До тебя некому было, хотя давно пора. — И вдруг спохватился: — Прости, что на «ты», мы в нашей берлоге от «вы» поотвыкали.
— Нисколько не возражаю, даже лучше так.
Пригасив папиросу, Баских смял ее в пепельнице и снова присел на диван.
— Хочу предупредить вот о чем. Ты, вижу, человек выдержанный.
Балатьев неопределенно повертел пальцами в воздухе, сказал в ответ на вопрошающий взгляд:
— Только с подчиненными, Федос Леонтьевич. А с начальством… Не со всяким. Не выношу окрика, автоматически даю сдачи.
— Да-а, Кроханов крепко умеет разносить. Мат почему-то всегда попадается ему под руку — так он оправдывался на бюро, когда прижал его.
— И беспрекословного подчинения своей особе требует, — продолжал Балатьев. — А я на положение клерка, приспособленца никогда не соглашусь. Если он станет препятствовать мне в чем-либо, диктовать — пойду ва-банк.
— Не советую ва-банк. Надо быть стратегом. Прислан ты против воли Кроханова, инициатива эта, говоря начистоту, моя. У нас пришлых, найденышей недолюбливают даже райкомовцы, и удивляться тут нечего: хорошие специалисты сюда не попадают. Вот и Кроханов. Сплоховал нарком, назначив его директором, дал маху. Бывает. Все мы человеки… Закинул я было удочку — не тянет-де, — ничего из этого не вышло: учите, говорит, воспитывайте, не боги горшки обжигают. Не хотелось ему признать, что поступил опрометчиво, не подумал как следует, назначая директором, не соразмерил все «за» и «против», поторопился, словом.
— И вы отступили.
Баских развел руками.
— Пришлось. А что мне оставалось? Да и не расскажешь все в телефонном разговоре.
— Кроханов знает об этом?
— Знает. В Москву смотался — оборона — это не по нем, он всегда в наступлении, — и вернулся гоголем. На меня дуется, дает понять, что с ним тягаться нечего. — Баских
