По-детски зажмурившись, включаю телефон, а потом с ужасом смотрю на горящие иконки — пропущенные звонки, сообщения, «взорванные» соцсети. Я знала, что так будет, и все же оказалась не готова…
— Адель, это что еще за сюрпризы? — трещит в трубку мама, когда я ей перезваниваю. — Мы волнуемся, Дан тебя потерял.
— Дан меня действительно потерял, мама, — отвечаю горько. — А ты не волнуйся. У меня все хорошо. Я взяла отпуск. Вернусь — расскажу.
— Что ты такое говоришь, дочка? — возмущается мама. — Вы с Даном идеальная пара. Не дай завистникам поломать вам жизнь!
— Нам не нужны завистники. Богдан сам со всем справился. Пожалуйста, хватит его выгораживать. Он глядя мне в глаза сказал, что видится с этой женщиной.
— Но он же с ней не спит! — возмущается мама.
— Разве это имеет значение? Он врал мне. И за моей спиной встречался со своей бывшей невестой.
— Он сказал, что накажет всех виновных!
— А себя мам? — мое негодование все же выплескивается наружу, когда я вижу упорное нежелание мамы видеть очевидное. — Себя он накажет? Потому что во всем этом в первую очередь виноват он сам.
Завершив беседу с мамой, я какое-то время сижу, уставившись в одну невидимую точку на горизонте. Этот разговор, кажется, отнял у меня последние моральные силы. Не понимаю, как мама может защищать Богдана? Интересно, как бы она отреагировала, если бы папа на регулярной основе общался с одной из своих бывших пассий.
— У вас занято? — я удивленно вскидываю глаза, услышав русскую речь с едва уловимым акцентом. — Свободных столиков не осталось, так что если вы не против компании…
Напротив стоит привлекательный парень, который с улыбкой смотрит на меня. На вид ему лет двадцать пять, максимум, тридцать, русые волосы в беспорядке падают на лоб, пестрая рубашка расстегнута на две пуговицы ниже, чем того позволяют приличия, на губах блуждает жизнерадостная улыбка.
— Конечно, — отвечаю я чуть заторможенно. — Я уже собиралась уходить.
— О, останьтесь! — восклицает парень, усаживаясь на стул. — Иначе я буду думать, что вы уходите из-за меня.
— Я уже поужинала.
— Но не допили вино, — замечает незнакомец.
— Мне достаточно, — я все же поднимаюсь на ноги. В первое мгновение я подумала, что, возможно, легкая и ни к чему не обязывающая беседа с человеком, который меня не знает, пойдет мне на пользу. В конце концов, почему нет? Дану бы это не понравилось, но разве мне есть теперь до этого дело? Но потом я вдруг почувствовала, что просто не хочу сейчас ни с кем общаться.
— Меня зовут Мартин, — не успокаивается парень. — А вас?
— Аделина.
— Из России?
Я киваю.
— А я из Чехии. Но у меня мама русская, и я два года учился в Москве.
— Так вот откуда акцент, — замечаю я.
— Так заметно? — он широко улыбается.
— На самом деле нет, Мартин. У тебя превосходный русский. Хорошего вечера. Мне правда пора.
— Как жаль, — он, кажется, вполне искренне расстроен. — Ну, может быть, в другой раз.
Я вновь киваю. Вряд ли этот «другой раз» случится, но я не против сделать вид, что все возможно. Как показала последняя неделя, в жизни действительно возможно все: годовщину свадьбы я провела в одиночестве, а теперь путешествую без Дана.
Выйдя из ресторана, я снова разблокирую мобильный. Тайно надеюсь, что может быть за то время, пока я была не в сети, в медийном поле случилось что-то более скандальное, чем вчерашний слив снимков моего мужа с другой женщиной, но я не такая фартовая. Звонки продолжают сыпаться, в основном, с незнакомых номеров. Их я сознательно игнорирую, опасаясь, что это репортеры, так же как пропускаю и единственный вызов с телефона мужа.
Я не понимаю, почему он продолжает попытки связаться со мной. Разве между нами еще не все сказано? У него был прекрасный шанс сказать мне правду, но он предпочел ее умалчивать. Это его выбор. Но я свой тоже сделала. И как бы ни кровоточило внутри мое раненое сердце, гордость у меня тоже в наличии. Дан меня унизил не только публично — его нежелание говорить мне правду наедине стало для меня не менее болезненным ударом, потому что все время в браке я наивно верила, что он меня любит и я для него на первом месте. Оказалось, что все это было просто иллюзией.
Пока я неспеша возвращаюсь к дому, чтобы наконец лечь спать, перезваниваю Карине — рассказываю, что устроилась и поужинала, а она, понизив голос, сообщает, что на работе сегодня все только и сплетничали, что обо мне и Богдане, но Славский велел всем заткнуться и работать. Это меня порадовало — значит, мне не показалось, и директор действительно на моей стороне.
— Дан мне звонил, — признается Карина, когда я уже собираюсь с ней прощаться. — Искал тебя.
— Надеюсь, ты ничего ему не сказала? — мое сердце едва не выпрыгивает из груди от волнения.
— Про Испанию нет. Но мне кажется, он знает, что ты уехала из города, — говорит она задумчиво. — У него был такой расстроенный голос. Мне, знаешь, даже жалко его стало…
— Я удивляюсь, что у него хватает времени на то, чтобы названивать тебе и моей матери, — произношу, не скрывая горькой иронии. — В последнее время у него на меня не было свободной минуты, а тут он даже душу успевает вам обеим излить.
— Слушай, Лин, может быть, он правда ни в чем не виноват? — осторожно спрашивает подруга. — Сегодня шептались, что несколько пабликов удалили информацию про его встречи с той женщиной и фотографии, испугавшись исков о клевете, которыми он угрожает всем направо и налево. Ну и я сегодня еще раз свежим взглядом посмотрела на все фотографии с этой женщиной. Да, они стоят близко, но ракурсы спорные. Ты же сама понимаешь, что при желании и нужном информационном прогреве, можно притянуть что угодно...
— Карин, он с ней видится, — перебиваю я нетерпеливо, не желая слышать, как подруга оправдывает Дана. — И видится регулярно. Он сам мне это сказал.
— То есть, он признался тебе, что изменяет? — ахает она.
— Нет. Он сказал, что встречи с ней не отрицает, но озвучить их
