трех больших картонных коробок, которые собрал и надписал, но вот опись их содержимого для распаковки в Пеории составил слишком спешно и безалаберно, а Рейнольдс обязался переслать их через каналы Управления поддержки Службы приблизительно в одно время с рейсом из Даллеса, что гарантировало два, а то и три дня до прибытия коробок со всеми теми важными вещами, какие Сильваншайн не смог впихнуть в сумки, да и все равно прибудут-то они в РИЦ и по-прежнему оставалось под вопросом, как Клоду доставить их в квартиру, – а главным образом из-за воспоминания о будильнике Сильваншайн, без того проспав на полчаса, и открыл этим утром весь уже аккуратно собранный багаж, чтобы найти портативный будильник или подтвердить его наличие, хотя и безуспешно, – все это являло собой такой циклон логистических затруднений и хитросплетений, что Сильваншайн заставил себя Остановить Мысль прямо на мокрой полосе в окружении дышащих мужчин, несколько раз повернулся на 360 градусов и попытался слиться сознанием с панорамными видами – единообразно, не считая относящихся к аэропорту объектов, безликими, серого оттенка затертой монеты и такими удивительно плоскими, будто здесь на землю наступил какой-то космический ботинок и теперь видимость во всех направлениях ограничивалась только горизонтом того же общего цвета и текстуры, что и небо, вызывая живописную иллюзию пребывания посреди какого-то огромного и стоячего водоема – впечатление столь буквально подавляющее и океаническое, что Сильваншайн от него отшатнулся или с силой вернулся в себя и почувствовал, как по нему вновь скользнула кромка от тени крыла Тотального Ужаса и Дисквалификации, знания, что он явно и отчаянно не готов ко всему, что ждет впереди, и лишь вопрос времени, когда это всплывет и станет самоочевидным всем присутствующим в момент, когда Сильваншайн наконец-таки навсегда сорвется.
§ 3
– Кстати, о чем ты думаешь, когда дрочишь?
– …
– …
Первые полчаса никто не говорил ни слова. Они снова тряслись в бездумной одноцветной поездке в региональный штаб Джолиета. На одном из «гремлинов» из автопарка, конфискованных пять кварталов назад у салона АМС после оценки риска задолженности.
– Слушай, думаю, можно пропустить вопрос, дрочишь ты или нет. Где-то 98 процентов мужчин дрочат. Научный факт. Большая часть оставшихся 2 процентов – какие-нибудь инвалиды. Опустим отпирательства. Я дрочу, ты дрочишь. Такова жизнь. Мы все это делаем и все знаем, что это делаем, но никто это не обсуждает. Ехать ужасно скучно, делать нечего, мы маринуемся в этой унизительной тачке – так давай раздвинем рамки. Обсудим.
– Какие еще рамки?
– Просто – о чем ты думаешь? Задумайся. Это очень личное время. Это единственный момент настоящей самодостаточности в жизни. Не требуется ничего вне тебя. Ты приносишь себе удовольствие посредством одних только собственных мыслей. Эти мысли многое о тебе говорят: о чем ты мечтаешь, когда можешь сам выбирать и контролировать свои мечты.
– …
– …
– Сиськи.
– Сиськи?
– Сам спросил. Я отвечаю.
– И все? Сиськи?
– А ты чего ожидал?
– Просто сиськи? В отдельности от всего? Просто абстрактные сиськи?
– Все. Отвали.
– Имеешь в виду, просто парящие? Две сиськи в вакууме? Или в твоих руках, или что? Всегда одни и те же?
– Это мне урок. Ты задаешь такой вопрос, я думаю – хрен с ним, отвечу, а ты тут начинаешь со мной DIF-3 [11].
– Сиськи.
– …
– …
– Ну а ты тогда о чем думаешь, раздвигатель рамок?
§ 4
Из «Пеория Джорнал Стар»
Понедельник, 17 ноября 1980 года, стр. С-2:
ТРУП РАБОТНИКА НАЛОГОВОЙ ПРОБЫЛ В ОФИСЕ ЧЕТЫРЕ ДНЯ
Руководство регионального комплекса Налоговой службы в районе Лейк-Джеймса ведет расследование, почему один из их работников просидел мертвым за своим столом четыре дня, прежде чем его спросили, как он себя чувствует.
Фредерик Блумквист, 53 года, инспектор налоговых деклараций с более чем тридцатилетним стажем, скончался от сердечного приступа в офисе открытой планировки с двадцатью пятью коллегами, расположенном в Региональном инспекционном центре на Селф-Сторадж-паркуэй. Он мирно умер в прошлый вторник за рабочим столом, но заметили это только поздним вечером субботы, когда уборщик спросил, как инспектор может работать в офисе с выключенным светом.
Руководитель мистера Блумквиста Скотт Томас заявил: «Фредерик каждое утро приходил первым и вечером уходил последним. Он был очень сосредоточенным и прилежным работником, поэтому никто не увидел ничего необычного в том, что он все время сидит в одной позе и ничего не говорит. Он всегда был погружен в работу и держался особняком».
Вскрытие, проведенное вчера коронером округа Тейзуэлл, показало, что после инфаркта Блумквист просидел мертвым четыре дня. Что иронично, перед смертью покойный, по словам Томаса, состоял в экспертной группе, инспектировавшей налоговую ситуацию местных медицинских партнерств.
§ 5
Это тот мальчик, который надевает ярко-оранжевую ленту и переводит младшеклассников через дорогу перед школой. Все происходит уже после доставки завтрака в благотворительный дом престарелых в центре, где директриса бросается наутек и запирается в своем кабинете, только заслышав в коридоре колесики его тележки. Он на свои деньги купил стальной свисток и белые перчатки, в которых поднимает руки навстречу машинам, пока за его спиной дети, не носящие форму, переходят дорогу – а кое-кто пытается бежать, несмотря на «ИДТИ, НЕ БЕЖАТЬ!», бутербродный щит со смайликом, который он тоже сделал сам. Автомобилям со знакомыми водителями он машет, лучится особенно большой улыбкой и бросает добродушное напутствие, когда школьники проходят и машины проносятся мимо, кое-кто – объезжая его всего на волосок, пока он посмеивается, отскакивает в сторону и разыгрывает ужас для боковых панелей и задних бамперов. (Тот раз, когда один универсал его все-таки не объехал, правда был случайностью, и он послал водительнице несколько записок, чтобы она точно знала, что он это понимает, и просил кучу людей, с кем еще не выпадало возможности познакомиться, подписать его гипс, и очень старательно оклеил костыли цветными ленточками, мишурой и блестками, и даже до исхода минимальных шести недель, строго-настрого рекомендованных врачом, пожертвовал эти костыли педиатрическому отделению больницы Кельвин Мемориал, чтобы скрасить выздоровление какого-нибудь менее везучего и счастливого ребенка, и к концу происшествия вдохновился написать очень длинное сочинение на ежегодный Конкурс сочинений по социологии о том, как даже тяжелая и болезненная травма может подарить новые возможности в поиске друзей и помощи другим, и, хотя сочинение не выиграло и даже не удостоилось специального упоминания жюри, искренне не переживал, потому что считал, что написать сочинение – уже само по себе награда и что он многое извлек из процесса девяти