class="p1">Для кого-то Доменико Моррети – чудовище, безжалостный король империи, построенный на крови. Для меня он божество, которому я готова принести в жертву свою душу. И я не позволю никому его у меня отнять.
Пусть даже весь мир катится к чертям. Я хочу встретить конец света в его руках, танцуя на руинах.
Эпилог. Анастасия
Прошло ещё четыре месяца, сотканные из нежных прикосновений, страстных ночей и тёплого семейного уюта. Наш дом наполнен был лёгким смехом и тихими разговорами. Мой округлившийся живот стал истинным центром вселенной, уютным гнёздышком для нашего с Доменико малыша. Срок родов неумолимо приближался, и в воздухе витал сладковатый вкус предвкушения чуда.
Схватки начались внезапно, разорвав ночную тишину острым спазмом. Я проснулась от резкой боли, пронзившей низ живота, и невольно вскрикнула. Доменико, хоть и всегда внешне невозмутимый, в одно мгновение превратился в сгусток нервной энергии. Он вскочил с кровати, глаза его лихорадочно блестели в полумраке, а руки судорожно заметались по комнате, хватая вещи, которые я сама методично и аккуратно укладывала неделями. Он спотыкался о собственные ноги, путался в штанинах, бормоча что-то невнятное, смесь итальянских проклятий и нежных слов ободрения.
– Настя, amore mio, быстрее! – торопил он.
Его сильные руки, привыкшие держать оружие, сейчас дрожали, когда он помогал мне подняться с кровати, и неловко, как будто боялся сломать меня. Видеть его таким – растерянным, уязвимым, почти беспомощным – было непривычно, но до слёз трогательно и смешно.
Я попыталась развеять его тревоги, сжимая его руку так, чтобы он почувствовал тепло моего спокойствия.
– Всё будет хорошо, любимый. – произнесла я, стараясь, чтобы улыбка выглядела убедительно, хотя внутри всё сжималось от нарастающей боли. – Если ты не забыл, это моё не первое родео.
На его лице мелькнул проблеск облегчения, губы дрогнули в ответной улыбке. Но меня тут же пронзила новая волна боли, заставив зажмуриться и закусить губу.
В стерильной белизне больничной палаты время потеряло всякий смысл. Резкий запах антисептика смешивался со сладковатым ароматом медикаментов, создавая тошнотворный коктейль, от которого меня подташнивало. Вокруг царила суета: приглушённые голоса врачей, лязг металлических инструментов, писк аппаратуры – всё сливалось в какофонию звуков. Но я слышала только голос Доменико – его хриплый шёпот, полный любви и тревоги, и чувствовала тепло его руки. Его прикосновения – единственный островок реальности в бушующем океане боли. Каждая схватка – это взрыв, разрывающий меня на части, выворачивающий наизнанку. Но я держалась, стискивая зубы и цепляясь за его руку, как за спасательный круг. Я видела, как побледнело его лицо, как на лбу выступили капельки пота, слышала его сдавленный вдох при каждой моей судороге. Он страдал вместе со мной, и это давало мне силы бороться.
Между схватками наступали короткие передышки. Я жадно хватала воздух, пытаясь восстановить силы, прислушиваясь к инструкциям акушерки. Доменико смачивал мои пересохшие губы водой, гладил по волосам и шептал слова ободрения:
– Ты сильнее, чем думаешь, Настя. У тебя всё получится! Ты справишься, amore mio. Я с тобой.
Потуги накатывали с новой силой и становились всё более интенсивными и продолжительными.
«Боль – это временно». – повторяла я себе, когда казалось, что моё тело вот-вот разорвётся на части.
И вот, наконец, сквозь пелену боли пробился тонкий, но настойчивый крик новой жизни. На меня нахлынуло такое огромное облегчение, что слёзы сами собой хлынули из глаз, смешиваясь с потом на висках. Боль отступила, уступив место волне всепоглощающей любви и нежности.
– Маттео. – прошептал Доменико, голосом, полным благоговения. Он смотрел на крошечное существо, завёрнутое в мягкое одеяло, так, словно видел перед собой восьмое чудо света. – Наш Маттео Алессандро Моррети.
Он наклонился над ребёнком, его губы трепетно, едва касаясь, прикоснулись к лобику малыша. Глаза Доменико светились нежностью и благоговением, в них плескалось море гордости. В этот момент передо мной был не безжалостный король мафии, а любящий, полный трепета отец. Он осторожно, словно держал в руках драгоценнейший фарфор, взял сына и прижал к своей груди.
Пока я приходила в себя после родов, Доменико, не отрываясь, смотрел на сына. Он склонился над ребёнком, его губы трепетно коснулись лобика малыша, а глаза светились нежностью и благоговением. В это время дома с нашей старшенькой осталась Лукреция. Я знала, что с ней моя девочка в полной безопасности, в окружении любви и заботы. И пусть мы переехали в новый дом, охраны в нём было не меньше, чем в старом. Рая была в полной безопасности, а значит, я могла позволить себе отдохнуть, закрыть глаза и раствориться в этом новом, непостижимом счастье.
– Спасибо тебе, моя Biancaneve. – прохрипел Доменико, повернувшись ко мне и нежно целуя меня в губы. – Ты подарила мне целый мир. Я люблю тебя, Настя.
– И я тебя, Доменико. – ответила я, и сладкая усталость накрыла меня.
Проснулась я ранним утром от приглушённых голосов. Открыв глаза, я замерла, любуясь картиной, разлившейся передо мной. Доменико стоял у окна, залитого мягким золотым светом восходящего солнца. Полураздетый, в одних спортивных штанах, он держал Маттео у своей груди, нежно покачивая его в такт какой-то неслышной мне мелодии. Лучи солнца играли на его мускулистой фигуре, и я увидела татуировку в районе сердца, которую он сделал пару месяцев назад – «Sempre, anche quando il mondo è contro di noi». Такая же, как у Алессио и Марселы. Я хотела набить такую же, как символ нашей любви и преданности, но решила сделать это после родов и добавить к ней отпечатки пальчиков Маттео и Раи.
Заметив, что я проснулась, Доменико улыбнулся, и в уголках его глаз появились морщинки, которые, как ни странно, делали его ещё более привлекательным, придавая суровому лицу оттенок мягкости.
– Доброе утро, любимая. – сказал он, голос его был тихим и хриплым. – Маттео начал ворочаться во сне.
Я улыбнулась ему в ответ, чувствуя, как тепло разливается по телу, согревая каждую клеточку. Но прежде чем я успела хоть что-то сказать, дверь палаты распахнулась, и в комнату ворвался шумный вихрь из голосов и движения.
– Ну что, брат, как там наследник престола? – громогласно поинтересовался Алессио, широко улыбаясь и подмигивая Доменико. На руках он держал
