нашла его. Я подстраиваюсь под его пальцы, под тяжесть его тела, под его руки, что ищут меня, под его губы, требующие большего… пока он не встаёт, не стягивает с себя штаны и не задирает мою юбку на бёдрах, внимательно следя за каждым моим взглядом, каждым вздохом.
С мучительно неспешной осторожностью он стягивает с меня последнюю преграду, оставляя меня совершенно открытой, прежде чем вновь опуститься надо мной.
Кириан целует меня, а затем отстраняется лишь для того, чтобы посмотреть в глаза, когда входит в меня, и я запрокидываю голову, теряясь в этой волне, что захлёстывает меня полностью. Я стону ему в губы, когда он пытается поймать мой поцелуй, но выходит лишь неуклюжий, сбивчивый выдох. И тогда буря, что так долго дремала, наконец, вырывается на свободу.
Он движется резко, почти отчаянно, беря меня целиком и отдаваясь мне полностью в ответ. Его руки держат меня крепко, не позволяя ни секунды разлуки, приковывают меня к этой кровати, к этому мгновению. Его тело окутывает меня, его запах, его тяжёлое дыхание, срывающиеся хриплые вздохи.
Мы продолжаем двигаться, пробуя друг друга, а затем я перехватываю ритм, и он вцепляется в мои бёдра, сдерживаясь, пытаясь не потерять контроль слишком быстро, прежде чем снова взять верх, позволяя себе вести.
Я чувствую, как его пальцы скользят между моих ног, даже когда он остаётся глубоко внутри, и его губы находят мой висок, оставляя за ухом поцелуй, от которого меня пробирает дрожь.
— Так-то лучше, — выдыхает он. — Теперь всё правильно.
И я понимаю. Я сразу понимаю, о чём он. Потому что на этот раз всё иначе. Я чувствую это в своих ладонях, в кончиках пальцев, в судорожных спазмах, что пробегают по моим ногам.
И тогда меня накрывает.
И Кириан отпускает себя вместе со мной, поддаваясь последним толчкам, что заставляют меня потерять голову и все остатки скромности. Я вскрикиваю, но его ладонь накрывает мои губы, глуша последние волны удовольствия, а он сам смеётся мне в лицо, довольный.
И только теперь я понимаю — здесь нет дверей. А в окнах даже нет стёкол.
Но Кириан, похоже, не слишком об этом беспокоится.
Да и я тоже.
Есть лишь лёгкость, тёплая, спокойная, светло-голубая, совсем не похожая на мрак войны.
Когда он выходит из меня, отстраняется и валится рядом, лёжа на боку на этой узкой кровати, я всё ещё ощущаю дрожь.
— Привет, — шепчет он, опираясь на локоть.
— Привет.
Кириан улыбается.
— Я думал, что больше никогда тебя не увижу.
Я слышу это в его голосе, в этом тихом счастье, скрывающем в себе страх, что сковывал его доселе.
— Я тоже так думала, — отвечаю я честно.
Кириан немного удивляется, его тёмные брови слегка поднимаются, когда он вспоминает что-то.
— Сегодня ты сделала нечто большее, чем просто исцелила меня, верно? — Его проницательные глаза пробегаются по моему телу, и я внезапно осознаю свою наготу, единственную вещь, что всё ещё осталась на мне — это юбка, скомканная вокруг бёдер. Но мне всё равно. Мне нравится, как он на меня смотрит. — Ты не позволила никому ко мне приблизиться, пока я был на земле.
Я вспоминаю, как легко было лишать жизни, как быстро исчезли сомнения и сожаления. Добро и зло перестали иметь значение, пока он лежал на земле, и мысль о том, что это повторится снова, если понадобится, внушает мне страх. Я должна сказать ему. Должна признаться, насколько меня это пугает. Но я не знаю, как.
Поэтому просто провожу ладонью по его щеке. Ощущаю, как его небритая кожа щекочет мои пальцы, пока он прикрывает глаза, следуя за движением.
— Я совершил много ошибок, — вдруг говорит он, серьёзно.
— Мы оба совершили, — шепчу я, едва слышно.
Где-то снаружи раздаются ликующие крики, напоминая мне, где мы. Поле битвы. Война. Закат медленно гаснет, но его глаза всё ещё горят.
— Я думал, что самое важное — это победа над Леонами.
— А это не так?
Кириан колеблется. Его взгляд скользит к моим губам.
— Возможно. Для моего народа. И для той части меня, что всё ещё пытается сдержать обещание. — Он делает паузу, но я молчу. — Я не знал, как правильно поступить.
— Ты должен был позволить мне выбирать.
В его глазах, в этих ледяных глубинах, на мгновение вспыхивает чувство вины.
— Я знаю. И я буду жалеть об этом всю свою жизнь.
— Надеюсь, долгую, — тихо отвечаю я, улыбаясь. — Не трать силы на сожаления, — добавляю я уже серьёзнее, понижая голос. — Я тоже не буду, даже если многое хотелось бы изменить.
Кириан моргает, словно переваривая мои слова.
— Больше никаких секретов, — просит он.
— И никаких полуправд.
Кириан наклоняется, но не целует. Просто прижимает свой лоб к моему, и я чувствую его тепло, как солнечный свет в сумерках.
— По рукам.
Несколько мгновений он просто смотрит на меня.
— Меня тренировали, — говорю я наконец. — И Еву тоже.
— Да, я кое-что заметил. — Волчья улыбка.
— Ламия была права, и Тартало, и дэабру… Ведьмы рассказали мне, кто я. Кто мы, все Вороны, — шепчу я. — Мы потомки первой Дочери Мари, которая была также Дочерью Гауэко: существа, способного творить магию по своей воле, единственным ограничением которой была её собственная сила. С тех пор все её потомки унаследовали этот дар, который, будучи неотточенным, может стать опасным.
— И теперь… ты можешь делать всё, что захочешь?
— Примерно так, — отвечаю я. — Была бы я сильнее, если бы с детства тренировалась так же, как все остальные. Ведьма, что была с нами, тоже Дочь Мари, верховная королева всех ковенов Сулеги. Тех ведьм, что рождаются с этим даром, обучают с малых лет, чтобы они умели пользоваться своей силой.
— Ведьма? — уточняет он.
По спине пробегает озноб. Это слово слишком часто произносили со страхом, но я его больше не боюсь.
Киваю.
— Мы все ведьмы… или, по крайней мере, отчасти. Один из видов ведьм, соргинак. Дочери Мари — самые сильные, потому что нас не касается закон тройного возмездия. Все Вороны такие же. Всех нас похитили, когда мы были детьми.
— А твои родители…? — неуверенно спрашивает он.
— Мертвы. Погибли во время резни в Лесах Ярости, — отвечаю и вижу, как он понимает, что это не та тема, которую стоит поднимать сейчас.
Он облизывает губы, обдумывая сказанное.
— Браслет…
— Я сама его сняла. И, полагаю, сделала то же самое с твоим, когда захотела, когда произнесла это вслух во дворце Эрэи.
Кириан грустно улыбается. Его пальцы скользят по моему запястью, затем он наклоняется, чтобы поцеловать
