Правило одно здесь, И оно не врет: Будешь добрым с Мамой — Мама все вернет[116].
Добровольными взносами местные благотворители демонстрировали свою готовность потратить часть своего собственного состояния на общину. Однако эта готовность соединялась с ожиданием того, что община признает их политическое лидерство. В обмен на пожертвования и литургии, оплаченные богатыми семьями, демос смирялся с их монополией на власть. Такая обоюдность позволяла городам в поздний эллинистический и имперский периоды, несмотря на усиление в политической жизни олигархических черт, сохранять некоторые институты умеренной демократии и иллюзию народного суверенитета.
В честь местных благотворителей ставили статуи в заметных местах, их награждали золотыми коронами, об их пожертвованиях объявляли во всеуслышание; им предоставляли почетные места на театральных представлениях; в их честь называли возведенные на их деньги постройки — здания совета, общественные бани, гимнасии. После смерти они могли рассчитывать на публичные похороны, а порой и на чрезвычайную честь — погребение внутри городских стен. В исключительных случаях они становились объектами культа. Благодаря таким почестям благотворители зримо присутствовали в своем городе. Еще важнее, что о благодеяниях не забывали. Почетные надписи в честь выдающихся граждан часто упоминают их предков, подписывавшихся на взносы или делавших пожертвования. Благотворительность укрепляла социальный престиж и политическое влияние не только самих жертвователей, но также и их семей на десятилетия вперед.
Благотворителями были не только крупные землевладельцы или члены знати. Социальная принадлежность жертвователей становилась все более разнообразной и включала в себя женщин, иноземцев, вольноотпущенников и даже рабов: это являлось для них важным средством повысить их общественный статус. Иностранцы, внесшие значительный денежный вклад в казну полиса, могли рассчитывать в нем на привилегированное положение, которое порой передавалось по наследству. Обычно жертвователь награждался привилегией проксении, а в некоторых случаях — гражданством. Зависимость греческих городов от взносов богатых благотворителей стала явно заметной во II веке до н. э. Эта тенденция достигла своего пика в имперский период. Новой формой благотворительности стала передача городу дарственных фондов для оплаты должностей вроде стефанефора, агонофета или гимнасиарха. В те годы, когда не находилось гражданина, готового их занять, затраты покрывал фонд, а титул соответствующего магистрата доставался благотворителю. Такие фонды, называвшиеся «вечной стефанефорией», «вечной агонофетией» или «вечной гимнасиархией», позволяли индивиду номинально занимать должность даже после смерти.
В ранний эллинистический период титул эвергета часто давался за героизм в бою или за политическую службу на благо города. Эвергетов почитали как патриотов. В это время богатые мужи, выделявшиеся своей щедростью, смогли стать первыми из граждан; но по мере того, как все большее число публичных и религиозных мероприятий начинало финансироваться с помощью литургий и добровольных пожертвований, исключительное положение эвергетов вознесло их над согражданами. Этот процесс становится очевиден, если обратиться к языку декретов в честь благотворителей — например, к похвале некоему Гермогену из Афродисии, составленной ок. 50 года до н. э.:
«Один из первейших и наиболее выдающихся граждан, человек, имеющий предков среди величайших людей и среди тех, кто объединил общину, проживший жизнь в добродетели, любви к славе, сотворивший много благодеяний и величайших дел на благо отечества; человек, который сам был добр и благороден, любил отчизну, строитель, добродетель полиса, спаситель; человек, проявлявший великодушие и благоразумие в своем поведении по отношению ко всему народу и каждому из граждан; человек, который всегда проявлял высочайшее благоговение перед богами и родиной; кто украсил отечество, самым щедрым образом исполнив благороднейшие обещания и сделав посвящения…»
