получала плату и в долларах, и в фунтах, хотя официальной валютой американский доллар был признан только в 1792 году, и чеканить его стали только после этого. Похоже, Марта готова была принимать любые предлагаемые деньги. А часто не деньги, а кур, кофе, сахар или шерсть – товарами и услугами ей платили не реже, чем наличными.
Салли Пирс действительно родила незаконного сына от Джонатана Балларда, но это было в феврале 1791 года, почти через год после окончания этой истории. И да, Марте пришлось принимать ее показания при родах. В этот день по ее записи заметно, что она почти что ошеломлена. Что бы ни испытывали друг к другу молодые, у них позже было еще двенадцать детей (трое родились мертвыми).
Сайрес так и не женился и прожил всю жизнь дома, но Марта никак это не объясняет. Алрик отмечает, что в ту эпоху мужчины редко оставались неженатыми и жили вместе с родителями. Она предполагает, что у него могла быть какая-то психическая или физическая инвалидность, которая не позволила ему найти жену. Я объединила эту идею с трагическим периодом в жизни Марты, вписав все это в историю, которую хотела рассказать.
Мозес Поллард и Ханна Баллард действительно поженились. Свадьба была в 1792 году. Вскоре после этого они переехали в Форт-Вестерн и открыли собственную таверну. Между 1794 и 1809 годами у счастливых супругов родилось девять детей.
Барнабас и Долли Ламбард встретились немного позже, чем я описываю в книге. Они поженились в 1795 году и были довольно плодовитыми родителями одиннадцати детей (первенец их родился в 1796 году). Судя по дневнику Марты, Долли, ее сестра и их мужья часто приезжали в гости.
Сэм Дэвин действительно упал под лед, пытаясь добраться до берега с плота, на котором плыл вместе с Джонатаном. Но тут я серьезно отошла от исторических событий: трупа он не видел. И мы дошли до Джошуа Бёрджеса.
Капитан Джошуа Бёрджес – один из троих мужчин, обвиненных в изнасиловании Ребекки Фостер в августе 1789 года. Да, вы все правильно прочли – троих. Третьего обвиняемого, Элайджу Дэвиса, я выкинула из этой истории. Отчасти для того, чтобы упростить сюжет. Но еще и потому, что, судя по дневнику Марты, эти трое мужчин в течение недели три раза приходили насиловать Ребекку Фостер. Описанная мною кошмарная ситуация на самом деле представляла собой девять отвратительных нападений.
Дорогие читатели, я просто не могла себя заставить про это писать.
Джошуа Бёрджес исчезает со страниц дневника Марты где-то в декабре 1789 года. Бах – и нету. Больше она его не упоминает. Мог ли он сбежать из города? Вполне. А мог ли каким-то образом где-то погибнуть? Тоже вполне возможно. Я выбрала второй вариант и использовала его как основу для романа. Честно говоря, мне его не жаль. Можно сказать, он для меня умер!
И немного об изнасиловании: к несчастью, в нем нет ничего нового. Сексуальные домогательства разной степени интенсивности существовали в человеческой истории с самого ее начала. О них пишут во всех древних текстах, от Библии до Шекспира. И да, мой способ разобраться с ужасной несправедливостью довольно жестокий. И шокирующий. И несколько чрезмерный. (Но учтите, что, когда Ларри Макмертри пошел тем же путем в своей «Одинокой голубке», ему дали Пулитцеровскую премию. Заслуженное возмездие, понимаете ли.)
Настоящий Джозеф Норт после суда остался цел и невредим, так и не заплатив за свои преступления. Для меня это слишком несправедливо. Изменить историю я не могу, а вот сюжет могу придумать такой, чтобы он хотя бы в романе получил то, что заслужил.
Когда я писала эту сцену, я невольно вспоминала подругу, которой приходилось переносить невыразимые издевательства почти все детство и юность, пока она наконец не взяла дело – и нож – в свои руки и не ткнула им в бедро человека, который ее мучил. Моя подруга, юная, храбрая и надломленная, посмотрела на него, вся дрожа, и сказала, что, если он хоть раз ее еще тронет, больше она не промахнется. Он больше ее не трогал, и конец этого романа я написала для нее. И для всех остальных женщин, которые так и не дождались справедливости.
Этого недостаточно.
Но это хоть что-то.
Следует отметить, что суд над Джозефом Нортом за изнасилование произошел только в июле 1790 года. Чтобы роман лучше читался, я уместила его события в более сжатые временные рамки, но в остальном все точно, включая тот факт, что Ребекки Фостер на суде не было (в дневнике Марты не указано почему). В основном я так сделала затем, чтобы вписать весь сюжет между тем, как на реке встал лед, и тем, как он с нее сошел.
Если вы знакомы с жизнью Марты (либо через биографию, написанную Алрик, либо через сам ее дневник), вы знаете – она не упоминает о том, что сама пережила сексуальное насилие. Случалось ли с ней подобное? Если верить статистике – а я не думаю, что за последние несколько сотен лет ситуация особенно изменилась, – существует 33 процента вероятности, что случалось. Из всех решений, которые я приняла в отношении романа, это было самое рискованное. На самом деле я не знаю, как было. Но подобный опыт объяснил бы, почему Марту так волновала судьба Ребекки Фостер.
Что касается Бури, она появилась в моей жизни посреди ночи 19 июня 2018 года. Мы с мужем проснулись от звука, который можно описать только как «кого-то близкого и дорогого нам убивают во сне». Было три часа ночи, и, пометавшись по дому как безумные, мы убедились, что наши дети живы, а потом обнаружили, что у нас во дворе лает лиса (поищите видео из YouTube и посмотрите, пойдут ли у вас мурашки по коже). Через несколько часов в моей жизни появился новорожденный младенец. Это долгая история, и не мне ее рассказывать, но две эти вещи переплелись у меня в сознании – лиса и младенец. До сих пор оба они вызывают во мне яростное стремление их защищать. Так что вполне логично, что в этой книге нашлось место и лисе, и младенцу.
Тысяча семьсот восемьдесят пятый год жителям Хэллоуэлла в штате Мэн запомнился как «год долгой зимы». В дневнике Марты Баллард записано, что река замерзла 25 ноября, а 22 апреля следующего года лед все еще стоял. Я поменяла даты, чтобы это были ноябрь 1789 года и апрель 1790-го – зима после того, как Ребекка Фостер «дала показания под присягой о том, что ее изнасиловали несколько мужчин».
В дневнике Марты упоминается приезжавшая в город «негритянка-лекарка», без всякого имени, – так что я назвала ее просто Лекаркой. Стоит отметить, что у нас нет никаких сведений о каких-либо предрассудках Марты в отношении своих чернокожих соседей. В те годы, когда она вела свой дневник, в Хэллоуэлле жило двенадцать семей свободных чернокожих. Марта принимала у них роды и общалась с ними точно так же, как и со всеми остальными в городе. Она указывала в дневнике их полные имена. Так что имени негритянки-лекарки она, скорее всего, просто не знала. Меня очень заинтересовало как ее прозвище, так и то, что соседи Марты иногда вместо обращения к ней шли к этой женщине. Значит, она лучше разбиралась в медицине, чем Марта? Или они хотели сохранить свои секреты? Возможно, и то, и другое.
В этой книге я переименовала Ханну Сьюалл в Грейс Сьюалл. В дневнике Марты было слишком много Ханн (очень популярное библейское имя в тот период), и я не хотела, чтобы вы
