вымени. Молоко короткими тонкими белыми струями брызгало в ведро, издавая те самые звуки, по мере наполнения ставшие булькающими.
Дояр не заметил вторжения и вздрогнул, услышав голос за спиной, обернулся, перестал дёргать корову. Взгляд стал испуганным, сразу ушёл в сторону.
— Что-то… надо?
— Надо, — ухмыльнулся Кирилл. — Как тебя зовут?
— Егор, — ответил селянин и выдоил ещё четыре струи. Калякину нравилось, что его боялись, но не нравилось, что боялись недостаточно.
— Э, Егор, я к тебе обращаюсь! Выйдем, поговорим?
Егор бросил доить, но не повернулся. Чёрные волосы рваными завитками рассыпались по его щуплым плечам. Брошенная корова лягнула ногой, едва не опрокинув ведро, Егор машинально её погладил.
— Ты мне должен за штаны. Твоя скотина их дерьмом уделала! С тебя пять штук.
— Я здесь ни при чём. Не надо было её уводить.
Егор не оборачивался, сидел ровно и говорил тихо и спокойно, как говорят с террористами. Но Кирилл задницей чуял его страх и это заводило, распаляло унижать. И раз дояр не поворачивался к нему, Калякин прошёл в сарай, стал так, чтобы видеть лицо жертвы, но подальше от коровы.
— Корова твоя, значит, ты за неё отвечаешь. Не найдешь денег через сутки, я твою скотину на говядину сдам.
— Ты не имеешь права, — Егор поднял на обидчика глаза, страх в них теснился рядом с верой в справедливость.
— Какие слова! Ты знаешь, кто я такой? Я Кирилл Калякин. Слышал такую фамилию?
— Нет.
Корова переступила с ноги на ногу, замычала. Ей требовалась дойка.
— Мой отец депутат облсовета, так что я на всё имею право. Понял, ты?
— Мне казалось, что депутаты должны нас защищать от таких, как ты.
— Что ты сказал, щенок? — Кирилл был готов его ударить.
— Ничего, — смиренно опустил голову селянин. Кирилл засмотрелся на его точёный профиль, на миг выпал из реальности, а когда вернулся, в голове была другая тема.
— Правду говорят, что ты пидор?
Егор вскинул голову: взгляд пылал, но тут же потух. Он не ответил, снова отвернулся, погладил корову.
— Значит, пидор, — сделал вывод Кирилл. — Любишь, когда тебя в жопу долбят?
Егор не отвечал.
— Хуи тоже сосёшь? Падаль… А с кем же ты в этой дыре чпокаешься? Бабки тут одни. Жаль, Лариска не мужик. Воротит от неё, наверно?
Новый взгляд Егора был ещё яростнее, как тонны напалма, но так же быстро остыл. Корова нервничала, топталась, мычала.
Кирилл захохотал.
— Альфонс, а за бабу свою постоять не можешь. Вот поэтому ненавижу пидоров, давить вас надо, гадов, пока не расплодились.
Он приблизился к Егору, к корове и пнул носком кроссовка ведро. Оно со звоном повалилось, около трёх литров молока растеклось по грязным доскам пола. Егор сидел, опустив голову, и не смел ничего возразить или сделать, только желваки ходили. Слизняк. Хоть красивый, а слизняк. Пидорская гнида.
— Завтра вечером зайду за деньгами, пять кусков, — повторил Калякин и покинул сарай с чувством собственного превосходства. Знакомство с Егором восполнило незадавшийся было день. Только сука Лариса не выходила из головы. Предпочла ему нищего навозного пидора, старая крашеная швабра.
Секса хотелось ужасно. Член болезненно стоял.
Ещё с дороги Кир увидел, что в окнах Пашкиного дома горит свет, и ускорил шаг. Почти окончательно стемнело, тучи застилали две трети неба, оставшаяся треть, на западе, была нежно-розового цвета, тлела, как угли в костре до того, как превратятся в пепел. Со всех сторон жундели комары, несколько покусились на незакрытые части тела. Что-то большое, чёрное, но не птица, пролетело совсем низко над головой — ёбаная летучая мышь! Кирилл вспомнил, что эти бэтмены норовят вцепиться в светлые волосы, и пустился в припрыжку к дому.
Пашка курил во дворе, сидя на корточках у крыльца. Вбежавший в калитку Калякин едва не наткнулся на него в темноте.
— Ну ёб твою мать, — возмутился, вставая Пашка, — где тебя носит? Обошёл тут, блять, всё, думал уже, ты на попутке в город свалил.
— Да так, с Егором познакомиться ходил. Тот, который с коровой.
— А! Точно! Егор! Точно, его Егор зовут! Как я раньше не вспомнил? А фамилия… сейчас скажу… Рахманов! Точно, точно. И как, подружились?
— Я его на бабки поставил, — похвалился Кирилл, чешась от комариных укусов.
— За что? — удивился Пашка, засмеялся.
— Да хер с ним, потом расскажу. Пойдём в дом, а то сожрут нахер… У тебя что?
Машнов гордо выпятил грудь, дососал фильтр и запустил бычок в траву. Победно улыбнулся.
— Я нашёл. Нашёл родимую! Теперь заживём, Кирюха, заживём!
Калякин развеселился, забыл обо всём, что сегодня произошло, мысли переключились исключительно на перспективы наркосбыта и купания в несметных богатствах. Пока не заснули, обсуждали подробности дела. На повторную разведку решили идти утром.
Первые результаты
8
Солнце ярким оранжевым пятном висело над деревней, на него ещё можно было смотреть без риска спалить глаза, что Кирилл сонно и делал. Таращился на этот огненный грейпфрут, вспоминая, когда наблюдал восход в последний раз. Разве только зимний, который наступает в восемь-девять часов утра, да и то редко ходил к первой паре. В пять утра, как сегодня, он никогда не вставал, зато часто ложился, но пьяным, следовательно, не до рассветов было.
Деревенское утро наполняли крики петухов. В зелёных кронах щебетали птицы, много, на разные голоса — такие звуки природы некоторые ставят на мобильники. Небо за ночь разъяснилось, по бледной лазури плыли лёгкие перистые облака. Температура воздуха едва поднялась до восьми градусов, и выкуренная сигарета не согрела. А Пашка опять где-то там копался. В сарае. Искал инструмент. Из города не взял, говорил, что у бабки есть, а у бабки не оказалось ничего путного.
— Киря, смотри, какая вещь классная!
Кирилл обернулся, кутаясь в адидасовскую олимпийку. Пашкин голос звучал из сарая, но друг тут же вышел, пригибаясь, чтобы не удариться головой о низкую планку дверного проёмчика. В руке у него был серп. Самый обычный серп, как на советском флаге — только там Калякин это орудие труда колхозниц и видел.
— Ржавый немножко, — Пашка демонстрировал находку радостный, как пионер, — но в целом нормально сохранился. Острый, — он потрогал лезвие пальцем. — Хотя нет, туповат.
— Как ты? Ты что, хочешь им коноплю косить?
— А чем ты предлагаешь? — набычился Машнов. — Газонокосилкой? Или ты косой пользоваться умеешь? С косой, во-первых, нас засекут. Бабки сразу спалят, что двое городских с косой вокруг деревни ходят, кому надо доложат. А серп я в рюкзак засуну. По очереди работать будем
