и зашибись. Тем более небольшие партии за раз унести получится, на машине туда хер подъедешь. Попробовать, конечно, можно, но не знаю, не видел там дорог.
При упоминании необходимости работать на Калякина мгновенно навалилась усталость, а ещё выяснилось, что пешком туда-сюда ходить придётся — хоть сразу отказывайся. Он вздохнул и включил в мозгу маячок «деньги».
Машнов уже вынес с веранды рюкзак, тоже старый советский из плотного тёмно-синего материала с широкими лямками, с какими ходили на рыбалку, охоту или в туристический поход. Серп, полторашка с водой, две пары хозяйственных перчаток и два полотняных мешка в него влезли без проблем, места ещё бы и для пары арбузов хватило.
Пашка повёл огородами. Шли молча, прислушиваясь к пению птиц и запахам трав. Солнце взошло выше, стало ослепляюще ярким, прогнало комарьё, но не высушило росу. Ноги путались в мокрой резучке и повилике, репьи и собачки цеплялись за одежду. Калякин поднял глаза от оставляемого впереди идущим Пашкой следа и залюбовался. Вспомнились школьные уроки литературы, пожилая учительница, при изучении каждого стихотворения вдалбливающая, что русская природа невероятно красива. Тогда Калякину на природу было плевать, а сейчас в душе что-то шевельнулось. Покуда хватало взора простирались поля гречихи и спелой пшеницы, на взгорках зеленели кудрявые берёзовые рощицы, над какой-то ложбинкой клубился туман.
— Там речка, — прочитал его мысли Пашка. — Сходим сегодня?
— Наверно, — Калякин перестал идеализировать русскую природу и взгрустнул о Турции, о ласковом море.
Обойдя первый дом от въезда в деревню, они свернули налево, перешли через щебёночную дорогу и углубились в заросли возле развалин церкви. Здесь каркали и прыгали с ветки на ветку грачи и вороны, куковала кукушка. Поросль американского клёна поглотила всё свободное пространство, за деревьями не было видно крыш, и звуки внешнего мира, кроме тревожного карканья, словно исчезли, стало сумрачнее — листва не пропускала солнца. Над кустами шиповника возвышались руины разрушенной церкви, древняя кладка упорно сопротивлялась натиску растений. Было в этом что-то зловещее.
Засмотревшись, Кирилл споткнулся о поросший мхом валун.
— Блять! Сука! — он перелетел через препятствие, удержал равновесие, схватившись за ветки.
— Осторожно, — запоздало предупредил Паша.
— Обязательно, — огрызнулся Кирилл и, когда развернулся посмотреть, на что наткнулся, сообразил, что это вовсе не обычный камень, а вросшее в землю надгробие, на нём различался выбитый крест и некоторые буквы.
— Тут кладбище было, — пояснил местный краевед Машнов. — Священников всяких хоронили, их жён, детей. Наверно. Здесь кладбище церковное было.
— Кладбище? — поморщился Калякин и пошёл дальше за Пашей, внимательно глядя под ноги. Под нижним ярусом растений валялись куски старинных красных кирпичей, были ещё надгробные плиты, большей частью расколотые, замшелые. Идти по костям и могилам представлялось геройством, если бы не гадские вороны и кукушка.
— Там подальше ещё одно есть, гражданское, сейчас увидишь, — Пашка уверенно шёл впереди сквозь заросли, всё дальше и дальше уводя от развалин. Деревья расступались, меньше хлестали мокрыми листьями. Дышать Кириллу становилось легче, угнетённость испарялась, как влага с травы. Он заметил два мухомора и сбил их ногой, порвал висящую на пути паутинку и едва не воткнулся носом в Пашкин затылок.
— Что такое? — спросил он. Поднял голову и увидел перед собой окутанную туманом низинку, а в низинке беспорядочное нагромождение высоких металлических оградок, памятников. Многие утопали в траве, среди которой яркими пятнами краснели, желтели или синели искусственные и растущие цветы. Искусственные смотрелись особенно жутко.
— Кладбище, — сказал Пашка. — Мы по нему дорогу сократим. Тут моя прабабка и прадед похоронены, хочешь к ним зайти?
— Не хочу, — ответил Калякин. Боязни покойников он за собой не замечал лет с двенадцати, просто не собирался тратить время на посещение неизвестных мертвяков. Ему и живой Пашкиной родни с лихвой хватало.
— Как хочешь. Уже недалеко.
Они пошли по узкой петляющей тропинке между могилками и оградками. Пашка что-то болтал про некоторых из захороненных, Кирилл лишь мельком разглядывал фотографии, читал фамилии. К счастью, кладбище было компактным, не более сотни метров в длину, а дальше дорога шла на взгорок. Оттуда Пашка повёл по краю липовой посадки, по укатанной тракторами грунтовке.
— Сейчас-сейчас, — бормотал он, потом провёл через поросший кустарником овражек, по скользкой тропинке поднялся к другой посадке с берёзовым самосевом, прошёл поперёк, а дальше Калякин увидел сам — в тихом уголке в изгибе посадки густым ковром зеленела конопля. Соток шесть, а то и больше.
Калякин устал от ранней прогулки, но тут он припустил навстречу желанной делянке, спеша поиметь её, как девку лёгкого поведения.
— Ура! — заорал он, вскидывая руки к небу.
— Ну, что я тебе говорил? — подоспел веселящийся Пашка, принялся обнимать доходящие до пояса стебли конопли.
— Пока не увидел собственными глазами, не верил в существование дикорастущих денег!
— Деньги! Денежки!
Парни запрыгали по делянке, приминая крайние побеги. Кажется, солнце засветило в три раза ярче, небо стало голубее, птицы в вышине запели райскими голосами. Перспективы! Перспективы! Горы, горы денег! На них можно слетать не в паршивую Турцию, а в Испанию, и перестать зависеть от милости родителей. Они сами будут вершить свою судьбу! На год денег хватит, а на следующий приедут сюда снова, затем снова и снова.
Первым очнулся Кирилл, вышел на обычную траву. На месте их пляски красовалось вытоптанное пятно.
— Эй, Пахан, хорош урон наносить, — крикнул Кирилл и потрогал растущие веером узкие острые листья и невзрачные коричневатые цветы на макушке ближнего стебля. Друг послушался, сокрушенно осмотрелся и философски махнул рукой.
— Фигня. Засушим и нормально будет, сойдёт.
— Паш, ты уверен, что это та конопля, что надо? Есть ведь техническая и ещё типа сорняка какая-то.
Кирилл задавал вопрос обращённому к нему тощему заду: Машнов скинул рюкзак на землю и развязывал его, стоя раком. Друг, не разгибаясь, повернул голову:
— Я тебе передовик коноплеводства? Я в Интернете смотрел, а так — хрен его знает, вроде та, что нужно. Да и похую, в любом сорте какой-то процент психотропных веществ должен быть — карбаноидов или как их там, не помню. Впарим. Я сбыт на себя беру, не ссы.
Калякин тоже не помнил. Он тупил на покачивающийся Пашкин зад. На мгновенье мелькнула мысль, что у местного пидора половинки будут покруглее, но Пашка уже достал серп и разогнулся.
— Приступаем? Или ты хочешь соскочить? Я пойму, и денег мне больше достанется.
— Приступаем, — ответил Кирилл. — За каким хером я тогда сюда ехал, тебе все бабки отдать?
Нарушение закона его не страшило, ужаснее всего было работать.
Серпом махал в основном Пашка. Он быстро к нему приноровился и шутил про крестьянские корни и память крови, которые не пропьешь. У Кирилла
