красивый, сексуальный и, кажется, добрый.
Ковбой, с которым я вчера целовалась.
Впрочем, «целовалась» – еще мягко сказано! Особенно если вспомнить, как он прижал меня к стене, как пригвоздил мои руки над головой, как вжался в меня всем телом…
Что ж, осталось только вспоминать, потому что больше это не повторится.
Мало того, что я на него работаю – еще и жить буду под его крышей! Он не только меня нанял…
О господи!
Я тискалась в баре со своим начальником.
Это и само по себе никуда не годится. Но совсем худо стало, когда я сообразила, что, сама того не зная, поставила себя в уязвимое положение перед мужчиной. Опять.
Да сколько ж можно?
Когда я усвою, что у дурацких решений бывают последствия?!
А следующие четыре месяца мне предстоит работать с этим человеком бок о бок. Мы уже ближе некуда – прямо сейчас я еду на пассажирском сиденье его двухместного джипа, накрыв плечи его огромной курткой.
В апреле в Вайоминге оказалось намного холоднее, чем я рассчитывала. Хотела улыбаться и терпеть, пока не прикуплю себе какой-нибудь теплый свитер – но Уэстон, добрый ковбой, перед выходом из дома захватил из шкафа куртку и вручил мне. Сказал, не хочет, чтобы я замерзла.
Что ж, в его куртке замерзнуть мне точно не грозит! Она не только теплая – от нее исходит кедровый мужской запах, который хочется сохранить и увезти с собой. Уэстон (он уже несколько раз просил называть его «Уэст», но для меня это слишком фамильярно) предложил доставить меня на место работы, а по дороге устроил импровизированную экскурсию по «Ребел блю».
Сейчас это сказочное место поражало меня еще сильнее, чем по дороге к Большому дому.
– Дом, где мы будем работать, – прежнее жилище нашей семьи, – объяснял Уэстон. – Там вырос папа. А новый Большой дом он выстроил сам и переехал туда вскоре после того, как женился на маме.
Этот урок истории пришелся кстати: я люблю узнавать побольше о бывших владельцах и обитателях мест, над которыми работаю. И стараюсь создать нечто такое, что им бы понравилось.
– Эта часть ранчо самая старая: здесь больше всего построек, видевших зарождение нашего семейного дела. К востоку отсюда наша конюшня, к западу – дома работников и конюшни для рабочих лошадей.
– А много народу на вас работает? – спросила я. В самом деле, интересно, сколько людей нужно, чтобы управиться с такой огромной территорией?
– Человек сорок. Иногда больше, иногда меньше – зависит от времени года. Впрочем, мы расширяемся, так что через год, возможно, будет больше, чем сейчас. Особенно если откроем гостевое ранчо. Как минимум, понадобятся еще несколько конюхов и повар.
– На ранчо работает вся ваша семья? – По семейным фотографиям в доме у меня создалось впечатление, что Райдеры – дружная команда.
– Да. Мой брат Густ, старший из нас, – главный помощник отца. Когда-нибудь он унаследует «Ребел блю». – На этих словах его голос как-то дрогнул. Что прозвучало в нем? Вряд ли отголосок ревности или зависти… может быть, просто уважение? – Эмми, наша младшая сестренка, дает уроки верховой езды, тренирует лошадей, помогает на ранчо – в уходе за скотом или за пастбищами. И несколько раз в неделю приезжает Брукс – помогает нам с разной неквалифицированной работой, везде, где рук не хватает.
Брукс? Знакомое имя… Ах да, бармен! То-то мне вчера показалось, что они друг другу родственники.
– Это бармен, да? А он кем вам приходится?
– В самом деле, я и забыл, что вы уже встречались. – Тут Уэст покраснел лицом и даже шеей. – Он… Ну, это лучший друг моего брата, а еще они с Эмми теперь вместе.
Трудновато уложить это в голове, подумала я, особенно если не живешь в маленьком городе. Я-то в таких местах до сих пор даже никогда не бывала. А здесь, должно быть, не редкость, когда люди связаны друг с другом множеством переплетающихся нитей.
– Значит, он встречается с вашей сестрой? – переспросила я.
– Одним этим словом даже отдаленно не передать!.. – ответил Уэст. Я ждала продолжения. – Когда познакомитесь с ними, поймете сами. С первого взгляда видно, что они вместе навсегда.
Я искоса взглянула на Уэста. Он не сводил глаз с грунтовой дороги, но на щеке проступила знакомая ямочка. Видно было, что люди, о которых идет речь, ему очень дороги.
– Так что тут не скажешь просто «встречаются». Они… даже не знаю, как это описать. Они как одно целое. Понимаете, о чем я?
Я не понимала, но решила поверить на слово.
– А кем вам приходится Тедди? – спросила я. Очевидно, и она имеет к этой семье какое-то отношение, раз уговорила их нанять никому не известного дизайнера из Сан-Франциско.
– Тедди – лучшая подруга Эмми. Они неразлучны практически с рождения. Учились в одном колледже и жили в одной комнате.
Почему же имя Эмми не кажется мне знакомым? Лучшую подругу Тедди я никогда не встречала, хотя время от времени что-то о ней слышала…
– Кажется, помню: Тедди рассказывала про свою соседку по комнате. Ее еще звали как-то чудно… – не задумываясь, брякнула я.
Уэст расхохотался, громко и от души – тем смехом, слыша который, спрашиваешь себя, возможно ли на земле такое безмятежное счастье.
– Полное имя Эмми – Клементина, – сообщил он, отсмеявшись. – Но для всех она Эмми. Вообще полными именами нас называет только отец.
Клементина? Ну да, я же помнила, что-то фруктовое![4]
– Клементина? Как в старинной песне?
Уэст улыбнулся еще шире.
– Вот-вот. Только ей об этом не напоминайте. Для Эмми это больная тема.
Не успела я смутиться по поводу того, что ненароком оскорбила любимую сестру Уэста, как джип, по счастью, затормозил.
Что такое братская или сестринская любовь, мне не совсем понятно: сама я – единственный ребенок в семье.
Откровенно говоря, многие виды любви мне не вполне понятны. Взять хоть родителей: папу и маму я, как любой нормальный человек, люблю и уважаю – но предложи мне кто-нибудь поселиться с ними на ранчо в Вайоминге…
Что до друзей, у меня их нет. Не потому, что не хочу – просто взрослому человеку трудно завести друзей. И потом, уединение мне по вкусу. Хотя, откровенно говоря, есть разница между уединением и одиночеством.
И чаще я одинока.
С мужем развелась больше года назад, но ощущать одиночество начала гораздо раньше.
Вообще, задумавшись об этом как следует, не могу припомнить времени, когда бы мне не было одиноко…
Черт! Неприятное открытие, особенно в десять утра.
Я сглотнула комок в горле и посмотрела на
