вам помочь!
С такими словами этот возмутительно невежливый человек наконец покинул нас, не забыв вызывающе громко хлопнуть дверью. Но я был так рад неожиданному спасению Холмса и так охвачен предвкушением его захватывающего рассказа о тайне его исчезновения, что охотно простил этого некультурного и недалекого человека.
– Ватсон! – начал рассказывать Холмс, едва мы остались одни. – Нет смысла напоминать вам, в какой незавидной ситуации мы оказались, когда нас взялся шантажировать Кьюсек, а его беспечная хозяйка малодушно забрала свое обещание назад, поддавшись уговорам интригана Лестрейда. Я добился славы великого сыщика, вы – широкой известности плодовитого литератора, но со средствами у нас по-прежнему туго, потому что первый из нас не может поспеть всюду в одиночку, а второй по-прежнему безропотно соглашается на те крохи, что перепадают ему за его творчество от скупердяев из «Стрэнда».
Как-то во время очередной своей вылазки в одно из злачных мест я понаблюдал за нищими, выпрашивающими милостыню, и сделал поразительный вывод. Самый роскошный барыш, далеко превосходящий заработки честно трудящихся в поте лица банковских клерков, стекался под ноги самых непривлекательных – да что там, откровенно мерзких! – попрошаек. Отталкивающий вид странным образом притягивал деньги. Уродство, оскорбляющее эстетизм, присущий в той или иной мере всякому проходящему мимо, в то же время успешно способствовало опустошению его карманов. И я, поразмыслив, решился пойти по стопам наиболее удачливых из них. Для этого, как вы понимаете, мне следовало превзойти их в главном оружии: придать себе такой облик, чтобы на моем фоне они сделались Дорианами Уайльда, Адонисами, чья исполненная счастья красота вызывала бы у прохожих только зависть и возмущение несоответствием избранного ими занятия их удачливой судьбе. Так я и поступил. И сделался Хью Буном – самым безобразным в истории этого города нищим, чей рассекающий надвое смуглую физиономию шрам стал легендой за считаные дни. Монеты разного достоинства потекли рекой, и ее устьем была моя затертая котомка.
И вот, когда требуемая сумма была почти собрана, на свою беду я обратил внимание, что в подвале притона, где я снимал комнату, дабы иметь возможность переоблачаться, расположена курильня опия. Я вспомнил, как в своих рассказах вы колорита ради наделили меня склонностью прибегать к помощи некоторых стимуляторов небезобидного свойства, так сказать, чтобы подстегивать работу мозга. Я решил, что должен соответствовать своему образу во всем. Тем более что любопытство подталкивало получить неведомый доселе опыт, соблазняя надеждой, что наркотик и впрямь откроет новые интеллектуальные ресурсы. К вечеру я рассчитывал вернуться, так что в моем распоряжении был почти целый день. Но случилась неприятность. В притоне были еще люди, все в соответствующем состоянии. Когда я уже находился далеко от той точки, в которой окружающее воспринимается более-менее здраво, вокруг меня завязалась скверная история. Меня обвинили в краже денег. Сейчас я осознаю, что это была подлая провокация бесчестных людей. И хотя я эти деньги действительно стащил из кармана брошенного на спинку стула пальто, тот факт, что меня удивительно быстро вычислили, говорил о том, что эта гнусность была подстроена. Вы сами знаете, Ватсон, как трудно меня смутить. Но они насели на меня, одурманенного и апатичного. Ласкар, хозяин притона, подозреваю, был с ними заодно, во всяком случае он встал на их сторону. Меня обязали вернуть деньги и сверх того внести еще в качестве компенсации.
Так я остался без добытых подаяний. Пришлось всё начать сначала. Договорившись с хозяином притона, что комната пока останется за мной, я снова облачился в рванье и, разукрасив свое лицо мерзкими шрамами и струпьями, отправился собирать милостыню в подворотне поблизости. К концу дня у меня вновь собралась приличная сумма, хотя я ровным счетом ничего не делал. Лишь сидел, вяло прислонившись к стене, пока остатки дурмана выходили из меня. В итоге я довольно быстро рассчитался со своими вымогателями. У меня еще даже оставалась некоторая сумма, и, представляете себе, Ватсон, я не удержался от соблазна и остался в притоне, приняв еще дозу опия. Легкие деньги и близость зелья сыграли со мной дурную шутку. Всякий раз я откладывал свое возвращение, уверяя себя, что уж сегодня в последний раз. Свое сидение на мостовой в отталкивающем маскараде я даже пытался обосновать себе мнимой деятельностью. Якобы я наблюдаю за криминальными тонкостями жизни этого злачного района и набираюсь ценного для себя опыта. Мой мозг, плавающий, словно медуза, в радужных волнах скопившегося во мне наркотика, готов был сочинить любую глупость и увлечься ею, лишь бы ничего не менять и пребывать в этой сладостной бездумной расслабленности бесконечно.
Так продолжалось, пока в притон не нагрянула полиция. Я, вялый и неготовый к такому повороту событий, совершенно растерялся и не знал, что делать. Полиция обнаружила мои вещи в комнате, которую я снимал. К счастью, ласкар, заинтересованный в сохранении тайны, уперся и меня не выдавал. Больше всего я боялся, что меня заключат в участок, отмоют там – и весь мой маскарад расползется, как промокательная бумага. Но хитрый Лестрейд счел лучшим не забирать меня, а установить наблюдение с расчетом, что я как-то себя выдам. Удалиться из этого района, не вызывая подозрений, не было никакой возможности. Мне бы сели на хвост и довели до самой Бейкер-стрит. Единственный шанс оставался, если б вам, Ватсон, удалось передать мне одежду. Тогда бы я, забравшись в укромное местечко, переоблачился, и безобразный нищий исчез бы навсегда, а вместо него перед глазами незадачливых полицейских предстал бы известный вам своей элегантностью джентльмен. Он, то есть я (если вдруг у вас возникли затруднения) непринужденно поинтересовался бы у них, чем они тут заняты.
Дальше вы всё знаете. Помимо того что вы принесли какие-то странные, давно вышедшие из моды вещи, в которых мне невозможно было бы не только принять элегантный вид, но и непринужденно задавать вопросы нашим недоброжелателям, вы еще по доброте своей и наивности привлекли Лестрейда. Эх, милый Ватсон, если б не моя прыть, сидеть бы мне сейчас на набережной Виктории и давать пренеприятнейшие объяснения. Я думаю, сегодня Лестрейд был как никогда близок к тому, чтобы упрятать меня на пару месяцев за решетку в воспитательных целях. Мы у него как кость в горле, так что забудьте еще когда-либо обращаться к этому человеку.
…Так закончилась наша история, а через неделю появился дойловский «Человек с рассеченной губой». Он по уже сложившейся традиции представлял собой причудливую смесь правды и небылиц. Как помнят читатели, Холмс в нем раскрыл тайну исчезновения Невилла Сент-Клера в том же притоне, в котором побывал
