чтобы с любопытством потыкаться в них.
– Понимаю, – удается выговорить мне. – Но я собираюсь научить тебя тому, чему он никогда не станет.
Я выбрасываю руку вперед и вызываю из ладони Разрушительницы Небес еще одно копье. Снижение обрушивается на меня, стягивает нас вместе. Лазерная точка Девичьей Молитвы разгорается ярче и раньше – гнев Лейды очевиден. Я дышу. Вспоминаю силу рук Ракса, изгиб его ловких пальцев, его походку – словно дым над водой. Его для меня больше нет. Но представлять его все равно приятно.
С перегрузками я борюсь как могу, напрягая все мышцы тела, сосредоточившись на правой руке, пока отвожу ее назад и сжимаю в кулаке копье. Моя стойка начинает рушиться, растекаться, гравитация слишком велика, чтобы ей противостоять. Древко копья становится хлипким, острие неистово пляшет, поэтому я перехватываю его выше, где древко расширяется. И наконец сжимаю так, что могу нацелиться.
Лазерный свет набирает силу в шлеме Девичьей Молитвы, он уже настолько яркий, что вынуждает щуриться. Я могу промахнуться и на этот раз. Копье может пробить грудь там, где находится седло, убить ее, как Гельманн убил судью, а убийство принцессы станет для меня финалом.
Сражаясь с Ятрис, я могла промахнуться. Но нынешняя я – ни за что.
бросай.
Мы делаем взмах вперед запястьем, и серебристое копье летит сквозь пространство, как пущенное из пращи, быстрее копья Гельманна благодаря гравитации и точнее благодаря Раксу. Я училась – у него, у них обоих, у каждого наездника, с которым сходилась в бою.
вот это и значит езда верхом.
Серебристое острие проскальзывает между пустых рук Девичьей Молитвы и глубоко впивается в левый бедренный щиток, насквозь пронзив нанесенную на него эмблему с лебедем.
65. Сэрво
Servō ~āre ~āuī ~ātum, перех.
1. спасать, оберегать, сохранять здоровым
Ракс доводит Солнечный Удар до его абсолютного предела, так что реактивные двигатели на его спине раскаляются докрасна.
А потом он расслабляется.
Это оказалось труднее, чем держаться. Он держался долго, знал тонкости и хитрости в этом деле, это стремление врезано в его нервы так глубоко, что стало для него инстинктом, с которым теперь пришлось бороться. Расслабься. Вспомни, каково это – быть ничем.
Величайший из наездников века отдал победу перегрузкам. Движение его крови остановилось, сердце билось еле-еле, беспамятство быстро подступало. Тьма наползала с периферии поля зрения, и в тот момент, когда еще не слишком поздно передумать, он увидел свою судьбу – перегрузка, больничная койка, пленник, страх. Впервые за десять лет он ощутил ужас, находясь в седле.
А потом тьма поглотила его целиком.
Но это был не конец. В глубинах беспамятства он увидел цвет – кожу, волосы, глаза. Тот самый Литруа – блеклый, тихий, с голосом, повторяющим его настоящий, и Ракс почувствовал, что это было раньше, но не с ним, не с Раксом. С кем-то другим. Это не галлюцинация, а воспоминание, похожее на сон.
– Они забыли, Синали, что означает кролик.
Ракс находился в теле Синали, полном ненависти, изнывающем от ушибов, с острым запахом, который следовал за ней повсюду, – сладким, медным и настолько близким, что его сердце бешено забилось, едва она сказала:
– Ну и что же он означает, старик?
Литруа терпеливо разглядывал трость.
– На старой Земле кролик являлся фундаментом пищевой пирамиды, связующим звеном между солнцем, которое растило траву, и животными, которые питались теми, кто ел эту траву. У кролика были десятки тысяч врагов: волки и тигры, змеи, орлы и лисы. И тем не менее он выжил.
Ракс почувствовал, как ход ее мыслей изменился, как внимательно она стала слушать.
– Вся Земля была против кролика, – продолжал Литруа. – И все-таки от кролика Земля зависела. Он кормил. Он даровал жизнь. Благородные этой Станции позабыли, что это кролик придает силы льву, а не наоборот.
Она и Ракс решительно подняли глаза:
– Они все равно убьют меня.
Литруа улыбнулся так ярко, словно вышло солнце:
– Сначала им придется тебя поймать.
66. Санитас
Sānitās ~ātis, ж.
1. здоровье
2. здравый рассудок
Сидя в бархатном кресле частной ложи, Мирей смотрит, как Синали фон Отклэр медленно снимает шлем. Мигалки роботов-медиков раскрашивают ее лицо оттенками рубина. Вид ее ужасен: волосы слиплись от пота, губы искусаны, макияж, наложенный визажистом в попытке скрыть оспины, размыт потом. Никакого достоинства. Или приличия. Только борьба. Только девчонка, близкая к перегрузке.
Даже у старых наездников серебро идет носом не так обильно, как у нее.
Что-то не так с ее боевым жеребцом.
И с Адским Бегуном тоже.
Бабушка часто говорила, что благородной даме любопытство не пристало – оно привело к грехопадению Евы и было проклятием мудрецов. Одержимость Ракса этой девчонкой, Синали, заставила Мирей думать, что он в ней нашел. Она перерыла все материалы ЦУБ по Адскому Бегуну за много лет, и оказалось, что материалы по Разрушителю Небес имеют столь же долгую историю: 354 года назад был зарегистрирован робот А3, в дальнейшем известный как Разрушитель Небес. В том же году Адский Бегун А4 прошел активацию, и в том же году Дом Рессинимусов пришел к власти и возвел на престол первого короля Станции. Но в материалах по Разрушителю Небес информации содержится больше, чем в материалах по Адскому Бегуну. Их нашли вместе на ближайшем астероидном поле – обломки Войны, телепортированные врагом вместе со Станцией. Вот только Адского Бегуна сразу перепрофилировали и активировали, а Разрушитель Небес пропал из виду более чем на триста лет и снова появился, только когда Астрикс вэль Литруа, будучи еще подростком, приобрела на него права, дала ему имя и приступила к настройке. Наездники Адского Бегуна никогда надолго не задерживались – но, возможно, и Разрушителя Небес.
Кем бы ни был Разрушитель Небес, он может оказаться столь же мощным, как и Адский Бегун. И таким же опасным, да еще в руках предателя. Литруа победил. Снова. Теперь умрет еще кто-то из семьи Мирей. Возможно, так было предопределено, и Бог пожелал, чтобы именно Мирей положила конец цепочке убийств, совершаемой бешеным псом.
Место рядом с ней свободно, Ракс так и не появился. Мирей знает: будь он здесь, вцеплялся бы в подлокотники, не сводя глаз с увеличенной голограммы в центре арены, с изнуренного лица убийцы.
Мирей безжалостно подавляет шевельнувшееся в груди сомнение. Брак существует не для любви. Для любви, увлечений и эмоций есть детство, а она давно не ребенок. Брак – это часть игры, не выбор, а долг. Она видела, как это бывает с другими благородными девушками: будут дети,
