на Синнамон бронежилет, и дробью его не пробьешь…
– Вот блин, – огорченно говорит Харди.
Порывы снега летят Джейд в лицо. Когда они утихают, она оборачивается… «Блин» – самое подходящее слово.
Это Фарма.
– Девушку там видел? – спрашивает его Джейд. – Блондинку в крови – типа убийцу?
Фарма ухмыляется: он здесь не для допроса.
– Помощник шерифа просил сказать вам, чтобы не торчали на холоде, – говорит он, недовольный, что ради этого тащиться по холоду пришлось ему самому.
– Какую девушку? – спрашивает Харди.
– Увидите, – отвечает она. – Ту самую, которая…
Она замолкает: за спиной у Фармы из белой круговерти появляется… Нет, не неубиваемая Синнамон Бейкер, а…
– Ого… – изумленно произносит Харди.
Это белый лось, лесной дух.
Совсем рядом, а его глаза… голубые? Не просто голубые, а какие-то девичьи, хотя над головой кустятся огромные ветки.
Фарма чувствует неладное, оборачивается, но уже поздно: лось набычился и сейчас забодает его насмерть.
Но на Фарме плотный комбинезон, а под ним еще много чего. И коричневые наросты на рогах мишень не пробивают. Фарму просто подбрасывает в воздух и швыряет на сидящих на скамейке Харди и Джейд. Алюминиевые ходунки хрустят, словно банка из-под пива, а каблуком ботинка уборщик въезжает Джейд в щеку.
На миг у нее в глазах вспыхивают звезды, но снег, в который она тычется лицом, не позволяет потерять сознание.
– Шериф, шериф! – уже кричит она, плывя к нему сквозь холодную массу, потому что, если досталось ей, что тогда?..
Но перед Джейд только Фарма.
Он уже поднялся, в руках – длинный дробовик Харди.
Лесной дух просто стоит, из ноздрей брызжут струйки пара, шкура сворачивается в складки, мышцы под ней подрагивают.
Лось фыркает, разгребает снег, обходит скамейку на длинных и прямо-таки царственных ногах, зачем-то останавливается и обнюхивает спинку скамейки.
При этом его пышущие жаром голубые глаза неотрывно следят за Фармой.
– Лас-Вегас, – видимо, подпитываясь силой, произносит Фарма, и Джейд смотрит на него, пытаясь понять смысл сказанного.
Фарма стреляет.
Вокруг бушует буря, но выстрел ее заглушает – заглушает вообще все.
Джейд отшатывается, уверенная, что дробовик взорвался, но Фарма держит его, как держал, будто нет никакой отдачи.
– Думаешь, я не знаю, что сегодня пятница, тринадцатое? – говорит он чуть тише, в его глазах блестят слезы. – Думаешь, мне нужна больница? Это у тебя пуля в голове.
И снова стреляет.
Джейд наконец поворачивается к белому лосю.
Его голова превратилась в фарш, с нее капает мясо. Глаз больше нет, можно сказать, нет и носа.
Правый рог со скрипом отваливается, забирая с собой большой кусок черепа, и Фарма снова стреляет, потом подходит по снегу ближе и тычет стволом в то, что осталось.
Следующий выстрел полностью сносит голову, а потом еще один и еще один вырывают куски из обрубка шеи, открывая ее.
Фарма продолжает нажимать на спусковой крючок, хотя дробовик уже пуст и слышны только щелчки.
Джейд поднимается, подходит к нему, опускает нагревшийся ствол дробовика вниз.
А Фарма… плачет? Не просто плачет, а рыдает, почти задыхается… От чего? От радости? Боли?
– Какого черта? – Кажется, впервые в жизни Джейд испытывает к нему жалость.
Фарма оглядывается на нее, будто удивляясь, что он не один. Что это не… Лас-Вегас? Он когда-нибудь из Айдахо выезжал?
– Ты смотрел «Пятницу, тринадцатое»? – робко спрашивает Джейд.
– В день, когда он умер, – говорит Фарма и выпускает дробовик в снег. Грудь его вздымается, по лицу катятся слезы, и благоговение, с каким он произносит эти слова, заставляют Джейд вспомнить: вот он, в сильном подпитии, у нее в гостиной, бормочет что-то о рэпере, которым Открывашка всегда ему досаждал.
По-настоящему они, насколько Джейд известно, повздорили только один раз: когда Фарма с намотанной на голове банданой разбудил на кушетке отца.
– Все хорошо, все хорошо, – почти уговаривает Фарму Джейд.
Хотя… он как был Фармой, так и остается?
Так или иначе, он уже уходит прочь. Снег для такого здоровяка не проблема.
А у него за спиной, прямо перед Джейд и Харди, лось продолжает дергаться, наконец заваливается на бок, и от его выдоха в легкие Джейд попадают крошечные снежинки.
Джейд смотрит на уходящего сквозь вихрь Фарму, и Харди вдруг ойкает.
Не следя за его взглядом, Джейд просто подходит к нему, чтобы помочь. Губы его окровавлены, но выражение лица… Он изумлен?
– Не может быть… – говорит он, поднимая правую руку, на что-то показывая.
Джейд смотрит туда и…
Лесной дух?
– Да, умер, – подтверждает Джейд очевидную истину.
Но Харди, пошатываясь, все равно делает шаг к лосю и тяжело падает на колено, хотя Джейд пытается его поддержать. Ей удается дотащить Харди до скамейки, но его толстый указательный палец все равно на что-то показывает.
Джейд наконец переводит взгляд на мертвого лося, чтобы понять, что там увидел Харди… Лось разбит в хлам, пять выстрелов из дробовика в голову – от нее ничего не осталось. Можно улюлюкать.
Но… что это?
Среди сгустков крови – какая-то странная округлость?
Шея лося словно прикреплена к гигантскому круглому шарниру, который обнажился только сейчас.
Но Джейд хорошо знает: лоси не так устроены. Как и все позвоночные.
Она трясет головой: нет, нет, это слишком, такого не может быть, так не бывает. Но Харди не удержать: он хочет подойти ближе, тут же падает, но силится подняться.
– Сейчас, сейчас… – Джейд подтягивает его к лосю.
Оба падают перед ним на колени.
Из обрубка шеи еще сочится кровь. Харди тянется к округлости, которой там не должно быть, старческими руками обхватывает ее с обеих сторон, и Джейд видит, что именно и до какой степени тут не так.
Это голова. Человеческая голова.
Харди держит ее и осторожно, но с силой, тянет на себя, Джейд тоже запускает руки в кровавую мешанину и тянет вместе с ним, а внутренности лося – это не… не настоящее мясо. Оно уже разваливается на части, будто состоит из сновидений и озерной воды.
Харди, сопя, тянет сильнее, и округлость наконец поддается. Он падает на спину и вытаскивает то, что, как думает Джейд, должно быть легкими, сердцем и печенью этого лося.
Но Харди баюкает это, как ребенка, содрогаясь всем телом.
Джейд открывает рот и тут же закрывает: у нее просто нет слов.
– Ты вернулась, вернулась… – слышит она причитания Харди, и в голосе его столько нежности…
– Мелани? – шепчет Джейд, и ее лицо вспыхивает, несмотря на жуткий холод.
Теперь она видит, что это маленькая девочка, свернувшаяся калачиком на отцовской груди, – та самая девочка, которая утонула в озере почти тридцать лет назад. И вот она
