ней лицом к лицу. Это когда два человека в самом средоточии своего существа сталкиваются со страхом и без страха.
Она имеет разное значение для разных наездников.
Дравик был прав: наездники потому и наездники, что переживают столкновения. Я пережила столкновения уже много раз. С тех пор, как все началось, я изменилась, и вместе с тем осталась прежней. Смотрю вверх, на мраморные стены, стеклянный потолок и космос, на массивный шлем Разрушительницы Небес за пределами ангара – изящный гребень, отливающий серебром, подобно луне. Подобно перегрузке. Смотрю в серебристые глаза Астрикс вэль Литруа, в центр ее крошечных, как булавочные уколы, словно сузившихся от яркого солнца зрачков.
– Ты знаешь, что значит езда верхом?
– Я буду двигаться вперед, пока не узнаю.
* * *
– До-о-оброго вам утречка, дамы и господа! Надеюсь, все вы успели отдохнуть и восстановить силы, потому что они до последней капли понадобятся вам, чтобы следить за сегодняшним искрометным поединком двух наездников-корифеев, сражающихся за выход в четвертьфинал!
– Гресс, точнее было бы назвать корифеем только одного из них, ведь для второго это самый что ни на есть первый турнир.
– Совершенно верно, Беро. Тем больше причин не отрываться от визов, друзья! Мы вернемся к первому раунду после рекламы от наших спонсоров! Не переключайтесь, иначе ваш эль достанется нам!
Разгерметизированный люк открывается под ногами Разрушительницы Небес, и мы валимся в утыканный звездами космос с его невесомостью. двигатели. Седло содрогается, потрескивают мои барабанные перепонки. Гул пронзает нас обеих, словно звучит туго натянутая струна. Держимся. Мы обе вибрируем с одинаковой интенсивностью, на одной и той же высокой ноте, слышной внутри, – совсем не так, как в нашем страшном начале.
мы.
Золотая плазма вспыхивает вдалеке, арена открывается сразу с двух сторон, и мы с Мирей появляемся на ней одновременно, продолжая двигаться как одно целое – белые с голубым боевые жеребцы, пока не застываем один напротив другого. На возникшем голоэкране – безупречный белый костюм наездницы, костюм, который я все еще помню – как он облегал мое тело, как вызывал ощущение, будто я заперта в нем и становлюсь одной из них. Лев гордо расправляет крылья на шлеме Мирей, на лбу у нее красуется идеальный венец – ультрафиолетовое сияние оттеняет золото ее глаз. Ее отец мертв из-за меня. Но я давала ему шанс признаться. Я давала шанс им всем.
Вот и Мирей Ашади-Отклэр дает его мне.
– Это мое последнее предупреждение, – говорит она с морозным металлом в голосе, в котором оттенок жестокости занял место, прежде отведенное для гордости. – Сдавайся сейчас, убийца, или пожалеешь.
они не жалели о том, что перерезали горло моей матери.
Мирей одна из них и все же не они: она не скрывается, не делает попыток нанести мне удар в спину. При всей ненависти ко мне она всегда встречается со мной лицом к лицу, сильная и открытая. В ней есть благородство. Почти рыцарство. В другой жизни мы были бы подругами. сестры.
Склоняю голову набок – легким движением. Улыбаюсь.
– А ты меня заставь.
Я отключаю связь и на реактивной тяге направляюсь к своей платформе, и она делает то же самое. Наконец я своими глазами вижу Призрачного Натиска – герольда моего отца, вестника его воли. Это безупречное воссоздание лучших полотен, образ обнаженного и проклятого во всей скульптурности его мускулатуры тела – в большей мере человека, чем Пожиратель Грехов, жеребец Тализ, и вместе с тем с едва обозначенным устремлением за пределы человечности. Весь он идеально сбалансирован – и торс, и руки, и талия. Мягкие округлости металла имитируют человеческие мышцы груди, бедер и рук. Резко контрастируя со смиренным обликом смертного, он носит на шлеме с неявно выраженными львиными чертами удивительную гриву, излучающую твердый свет оттенка чистого золота. Он белый как бумага, но с золотыми пальцами и ступнями: золотом покрыты все части его тела, соприкасающиеся с миром.
Золотой герб с крылатым львом сияет в центре его груди.
Шум толпы слышится секунду и сразу стихает: что-то тревожно шевелится во мне под кожей. Под нашей кожей. Я не двигаюсь, но что-то иное движется, и это долгое внутреннее движение – новое для нас с Разрушительницей Небес. Это не инстинкт и не воспоминание, а реальное физическое ощущение, скольжение под материалом моего костюма, вдоль позвоночника, вверх по спине, между лопатками.
Здесь со мной находится нечто. И на этот раз я ощущаю его не у себя в голове, а в моем теле.
Страх вгрызается в меня, но неизбежность восстанавливает мою целостность. Остался всего круг – к этому вело каждое прошлое мгновение.
Моя решимость эхом отражается от стен, которыми служит присутствие Разрушительницы Небес. В кои-то веки я испытываю жалость к противнику – жалость, которую ей никогда не понять, жалость за ее ошибку – любовь, не ведающую вопросов и сомнений, за то, что она родилась в Доме зимы и гнили, жалость, что нам не выступить на одной стороне хотя бы раз. Как бы там ни обстояли дела с честью, я не сомневаюсь, что она попытается убить меня за то, что я сделала.
И это тоже означает езду верхом.
– Наездники, приготовьтесь к первому раунду!
Платформы с металлическим лязгом закрепляются в исходном положении. Из латной перчатки Мирей вырастает белое копье. Копье Разрушительницы Небес возникает в моей руке как ртуть. Станция медленно вращается в пространстве, выплескивая в пасть бездушного дракона рев:
– Во имя Бога, короля и Станции!
72. Вораго
Vorāgō ~inis, ж.
1. глубокая яма, пропасть, омут
Сердце колотится.
– Три!
Извиваются и кишат серебристые вихри.
– Два!
Все пальцы сжаты.
– Один!
В космосе распускаются цветы – маргаритки и гиацинты.
Ноль.
Сверкающий белый с золотом жеребец резко включает тягу.
Все реактивные двигатели в нашем теле вспыхивают синим солнцем.
Это самое острие ножа, кончик моего копья, прямого и смертоносного. Мы обе копья, зеркальные отражения клыков, нацеленные одна на другую. Мы были целью друг для друга с тех пор, как родились, но не подозревали об этом. Бастардка и благородная. В другом мире она – это я, а я – она. Аннигиляция, две частицы, которые не могут сосуществовать в одном пространстве и времени и рождены, чтобы метить в глотку одна другой, пока одной из них не станет.
быстрее. жарче. больше.
Без слов выражая согласие, Разрушительница Небес разгоняется быстрее допустимых пределов. Их просто нет. Мы вместе, а «вместе» означает, что возможно все. В Разрушительнице Небес я могу превратить невозможное в неизбежное. С Разрушительницей
