А после забега по двору в попытке поймать Ричи, который сорвался со старого поводка Лилз, чтобы оседлать соседскую сиба-ину, я, вспотев до трусов, как ни странно, окончательно остываю. Успокаиваюсь, выделяю из сумбурного клубка мыслей главную: Лиля. Моя Лиля, мне нужно с ней поговорить. Прямо сейчас и ни минутой позже. Зря я вообще свалил, но боялся сорваться.
Загнав Ричи домой, набираю ее, чтобы все объяснить. Промахиваюсь мимо кнопок, потому что невтерпеж, звоню не туда, сбрасываю – и по новой. Пальцы дрожат, меня кроет, ломает. Нас не соединяют, а ожидание невыносимо. Не понимаю, как быть дальше, потому что на звонки Лиля не отвечает – вне зоны доступа. А когда прямо с утра после бессонной ночи, за которую успел надумать себе всякого, заявляюсь к ней едва ли не с победным кличем… мне никто не открывает. Я остаюсь дежурить, не исключая, что меня по какой-то причине не хотят видеть, но за полдня, которые шатаюсь по двору, никто из Лариных так и не показывается. Приходится смириться с тем, что их нет дома, и отчалить к себе.
А дальше начинается череда серых дней, монотонно сменяющих друг друга, когда я толком не сплю, гуляю с Ричи, иногда монтирую что-то праздничное для Алины, но даже она замечает, что со мной творится неладное. А еще я игнорирую звонки родителей и несколько раз в сутки вызываю абонента по имени «Лиля», чтобы услышать все тот же автоответчик. Когда не могу заснуть до рассвета, катаюсь по городу и обязательно делаю крюк, чтобы проехать мимо дома Лариных и убедиться, что в их квартире не горит свет.
Затем в город возвращаются Лиза с Тимом и застают меня в полной растерянности в обнимку с надоедливой псиной. Ну а что? Ричи бывает приставучим, когда ему скучно, а я его не развлекаю, потому что лежу на кровати и пялюсь в потолок. Они смешно разводят вокруг меня видимость бурной деятельности, в первую очередь отвлекая внимание от себя и того факта, что… ну, явно сблизились, оставшись вдвоем вдали ото всех – родители-то свалили вслед за мной, насколько я понимаю.
Но палятся ребята знатно. Одними только взглядами друг на друга. И я, конечно, безмерно рад за них, но теперь, когда эти двое действуют в тандеме, становится невыносимо – ни спрятаться, ни скрыться. Лиза отправляет десяток сообщений Лиле и каждый час выдает мне отчет о том, что та еще не вышла на связь. А Тим… он в своем репертуаре: залезает туда, куда простому смертному не залезть, пробивает примерное местоположение Лили по последней зафиксированной точке геолокации и тут же находит информацию о перебоях в работе мобильной сети в регионе. Дело об исчезновении Лариных раскрыто: Лиза вспоминает, что куда-то туда Лиля с сестрами ездила на каникулы к бабушке. Картинка в целом складывается, но легче не становится, так как… ну, Лиля даже не поставила меня в известность, что будет недоступна. Видимо, я ей настолько безразличен, да? И если да, у меня большие проблемы, потому мои чувства вдали от нее и даже на почве полной неопределенности растут, будто на удобрениях. Хотел бы я это прекратить, но не могу.
Голова раскалывается от количества мыслей в секунду. Снова не сплю, встаю выпить таблетку, которая все равно не поможет. А ближе к утру, глядя на полную луну, что слепит в глаза, через окно в спальне, с по-прежнему актуальным гулом в башке, я внезапно решаю сорваться к Лиле. Куда угодно. Ну, а что? Нашел бы, не переломился. Не сердце привело бы меня к ней, так современные технологии, которыми умело пользовался Тим. Вряд ли для него было бы проблемой копнуть чуть глубже и разыскать нужный адрес. Но я тяну с этим до рассвета, а там с первыми лучами солнца меня поджидает сюрприз: Ричи на кухне в отключке и вывернутая наизнанку аптечка, которую я не убрал ночью. Видимо, он решил отвлечь меня от душевных страданий, чуть не сдохнув. К счастью, дышит, зараза.
Я и не думал, что псина может сожрать целую гору таблеток, а мама, в свое время частенько наведываясь в гости, вооружила нас «на всякий случай» от всех болезней, в том числе от запора (почему-то блистер слабительных Ричи приглянулся больше всего – вылизан подчистую). Лилз никогда не страдала подобной фигней, хотя и была простым той-пуделем, от которых я бы не ждал подвигов – они казались мне слишком милыми, чтобы хорошо соображать. Малышка Лили была педанткой, даже на улице ничего не подбирала с земли, но я уже понял, что сравнивать с ней животных бесполезно – таких, как она, больше нет и не будет, нужно смириться.
В общем, приходится ни свет ни заря сорваться в ветеринарку, позабыв о личных проблемах. А дальше меня затягивает в водоворот безудержного веселья: рентгены, промывания, капельницы… И все бы ничего, но у этого неудачника еще и кусок медицинской перчатки застрял в желудке. Не прошел дальше, значит, не выйдет – так говорит мне ветеринар. Они там целой делегацией собираются оперировать его. А я, наблюдая за происходящим, думаю лишь о том, что, возможно, ему было бы лучше без меня. И недели не прошло, а я уже угробил пса, у которого, по словам ветврачей, в крови явно намешаны гены английских кокер-спаниелей.
Через час меня будят стуком в лобовое стекло, потому что я засыпаю в тачке прямо у клиники. Медсестра, широко улыбаясь, говорит, что номер, который я им оставил, не отвечает, а я только сейчас понимаю, что забыл телефон дома. Извиняюсь: ей пришлось по холоду выйти на улицу в одном медицинском халате, но игнорирую знаки, которые та мне подает, намекая на помощь с Ричи во внерабочее время. И снова держу неудачника, когда ему ставят капельницу. Тащу его на УЗИ и держу уже там. Затем, исцарапанный и погрызенный им же, возвращаю в операционную, где ему бреют черное пузо, пока я в очередной раз его держу.
После операции Ричи, отходя от наркоза, пачкает рвотными массами, чтоб его, заднее сиденье моей тачки. И двери, и коврики, и… в общем-то, это ощущается как вызов. Типа, сколько ты протянешь. Сколько еще дерьма выдержишь. Я не сдаюсь уже на энтузиазме, самому интересно, где край моему терпению. А потом даже втягиваюсь в эти дрянные заботы – скучать и проверять телефон на предмет пропущенных звонков попросту не остается времени: полупьяного Ричи под ахи-вздохи Лизы закидываю домой, сам лечу отмывать тачку,
