чтобы не завонялась. Дальше меня ждет продолжение блевательных приключений Ричи в квартире – и снова нужно ехать в больницу, ставить ему противорвотные капельницы. Ну, скажем так, татуировку с его именем я бы не сделал себе никогда.
Во всей этой суете я далеко не сразу обнаруживаю сообщение о том, что абонент «Лиля» снова в сети и ни хрена мне не перезванивает. Отрицание, гнев, торг, депрессия и… принятие, да. Я мирюсь с мыслью, что, пока схожу здесь с ума, Лиле нормально живется и без меня. Ну, а после… после время как-то на автомате, без лишних эмоций течет. Ни медленно, ни быстро. Я с головой ухожу в подготовку «Неуча» к сезону сессии, потому что мы с Тимом ожидаем новый наплыв заказов, как только посыплются первые «неуды». Чем еще занимаюсь? Слежу, чтобы Ричи не сдох. Ем иногда, реже сплю. На этом все. Где-то между важными делами одним безликим вечером я закуриваю сигарету на балконе, жалея о том, что не сказал Лиле о главном, – тогда бы знал, что сделал точно все. Но послевкусие у этой затеи хреновое, больше не тянет. Еще и жвачку не нахожу, чтобы перебить его, – сам не заметил, как забил на вредные привычки. Потому что подсел на другое. Другую. Лиза, правда, регулярно пытается меня растормошить, заставляет учить текст Ромео и репетировать пьесу по ролям. Я с ней не спорю. Держусь достойно, даже когда она будто невзначай рассказывает мне про Лилю и ее дела, которые идут в деревне у бабушки хорошо. Но накануне ее приезда меня все же срывает.
Узнав от сестры, что Лиля вернется тринадцатого января, я с шести утра – время прибытия первой электрички – дежурю у дома Лариных. А вижу ее, замечаю издалека – и опять: отрицание, гнев… В общем, дальше мы едем на репетицию в напряженном молчании. Генеральная проходит уже в клубе, где и состоится гала-чтоб-его-концерт. Отец, конечно, раскошелился нехило: место, модное и популярное, с претензией на роскошь, снято только для нас на целый день. Большая территория, много неона, хорошая акустика и приличная сцена, которую портят только пошлые баннеры «Донских историй». Дорогие бутылки в баре, которые большинство студентов не смогут себе позволить, официанты в бабочках, как роботы, сервирующие столики, и зеркальный потолок, что видит тебя если и не насквозь, то глубоко заглядывает в душу. Савельев вон уже тычет пальцем в отражение своей партнерши с вырезом на груди и ржет как конь. Имбецил.
И пока нанятый диджей настраивает звук, периодически оглушая нас децибелами, ведущий разгоняет программу, что-то без конца тараторя в микрофон, а мама то и дело возникает на горизонте, как двадцать пятый кадр, но не подходит ближе, чем на два-три метра, мы репетируем свои номера. Странная парочка с кучей «волшебного» оборудования, ускоренно прогнав шоу мыльных пузырей, носится по всему клубу за кроликом, который должен сидеть в шляпе. А Савельев с подругой разминаются перед танцем в стиле «контемп» – так они и сказали озвучить, когда ведущий сверял названия номеров. Здесь все шепчутся, что его им ставил какой-то друг какого-то модного хореографа типа Мигеля. Что ж, я надеюсь, ему будет стыдно за них.
Мы с Лилей несколько раз тихо читаем по ролям диалог из Шекспира, а напрямую со мной она заговаривает уже перед самым началом концерта, когда набивается полный зал народа. И то потому, что не знает всех членов жюри. А там сидят мой отец с недовольной рожей, будто его приковали к креслу наручниками и насильно здесь держат, и несколько преподавателей, которых Лиля зовет снобом и шрифтовиком… или нет, я не так понял. Шрифтовик ее выглядывает из-за спины некоего Уткина, на которого она смотрит с таким обожанием, что становится завидно. И что в нем такого? Мне он напоминает синего волосатого чувака из «Улицы Сезам»[32], но не суть. Помимо них, еще двое в ряду носы к потолку задирают. Я быстро пробиваю, кто есть кто, маякнув Тиму, который бродит тут без дела, а тот и рад помочь: женщина оказывается директором одного из популярных онлайн-кинотеатров, а мужик – залетная шишка из модного журнала.
Лиля нервничает, и мои слова ее не успокаивают, скорее наоборот. Но держится она молодцом. Так мы в начале концерта с совершенно непроницаемыми лицами валим корпоративный танец – путаем все движения и друг друга, толкаемся и топчемся по ногам. После на дефиле, посвященном спонсорам, то есть отцовским «Донским историям», мы выходим в простой одежде, потому что впервые услышали о нем на сегодняшней репетиции. Для антуража приходится одолжить (а не отжать, как посчитали другие участники) по батону фирменной «студенческой» колбасы из подарочной корзины, что достанется кому-то в качестве утешительного приза. А теперь, посмотрев, как начинаются фокусы с распиливанием девчонки в ящике, идем с Лилей в раздевалки, разделенные по половому признаку, чтобы приготовиться к нашему выходу.
– Я присмотрю за ней, – обещает мне Лиза, хотя я ничего не прошу.
Видимо, все написано у меня на лице. И как бы я ни пытался думать о том, что мне все равно, это не так. Я хочу, чтобы Лиля снова улыбалась. Искренне, а не вымученно. Чтобы сияла. Чтобы не отводила взгляд, когда смотрю на нее. Чтобы тянулась ко мне так же, как и я к ней. А не от меня!
Лиза достала нам костюмы, похожие на те, что в фильме с Ди Каприо, поэтому я, натянув верх, напоминающий кольчугу для стриптиза, вместе с простыми черными штанами и не выдыхая, чтобы не передумать, иду прямиком в женскую раздевалку. Не стучусь – распахиваю дверь с мыслью при случае возразить, типа, чего я там не видел, и тем самым напомнить некоторым, что у нас был секс. Что мы были близки, и это что-то да значит! Но никто не кричит. И внезапно даже Лизы нет. Только Лиля, и она… ангел. Нет, я серьезно. Забыл напрочь, как выглядела в фильме Джульетта, а она одета в белое красивое платье с открытыми плечами и грудью, на которую пытаюсь не пялиться, уподобившись имбецилу Савельеву, и с белоснежными крыльями за спиной. Опасно красивая. Потому что, глядя на нее такую сейчас, я боюсь не сдержаться. Боюсь не выпустить ее отсюда. Потому что больше всего на свете в эту минуту хочу остаться в маленькой душной комнате и выбить из нее всю дурь. Желательно поцелуями.
– Поможешь мне? – прервав разыгравшуюся фантазию, спрашивает Лиля красными губами, да еще так невозмутимо, невинно глядя на меня из-под
