к Олежеку. Он лежит в своей кроватке у окна, уткнувшись лбом в плюшевого грызуна и что-то себе бормочет. Голос тихий, отрывистый, будто ведёт переговоры с кем-то невидимым. Я тут же сканирую комнату. Вдруг опять какая-нибудь астральная тварь просочилась?
Нет. Барьер работает как надо. Всё чисто. Олежек просто болтает сам с собой.
Иду дальше — в кабинет Лакомки. Там привычная сцена: альва склонилась над столом, в глазах сосредоточенность, пальцы бегают по спискам. Ведёт учёт альвов на реабилитации. Рядом Лена с целой кипой бумаг, аккуратно рассортированной по тревожности.
Обе поднимают головы, едва я появляюсь в проёме.
— О-о-о! Даня! Ты наконец приехал! — Лена вскакивает и тут же обнимает, как будто я годы отсутствовал на Той Стороне.
Лакомка тоже тянет ко мне руку, не вставая — работа прежде всего. Я наклоняюсь и целую главную графиню в щёку. Она тепло улыбается.
— Разобрался с гулями, мелиндо?
— И с гулями, и с Семибоярщиной, и, надеюсь, с Гагером, — хотя нет, не стоит надеяться, что последний помер или тем более отстал от меня. — А у вас как дела? — спрашиваю, разминая плечи.
Лена бодро отчитывается, почти с армейским тоном:
— Всех альвов перевезли. Реабилитация идёт по графику. Группа «Тибет», едва освободилась от перевозок потерпевших, сразу же вышла на разведку Южной обители — готовятся к тому самому наступлению, что ты планировал.
— Отлично, — киваю.
И тут — вшшшш! — из стены, как из собственного измерения, выпрыгивает Змейка.
— Мазака! — шипит она с упрёком, обиженно, и медные когти у неё сверкают. — Кальцо! Пачему у Геррррресы есть, а у меня нету, фааака?
Я моргаю.
А ведь и правда…
Про Змейку я не подумал в плане кольца. Она вроде как — зверь, но вообще-то разумная, а по важности не уступает любому гвардейцу. Выходит, обделил незаслуженно.
— Получишь кольцо. Обязательно. После Ледзора только, а то он мне нужен для одного дела, — говорю. Поворачиваюсь к Лене: — Родная, передай Гумалину Трезвому, чтобы сделал кольцо для Змейки.
Лена задается вопросом:
— А какое? Для наложницы или гвардейца?
— Не наложница, а избранница, — поправляю серьёзно. — Но пусть будет печатка.
И тут же думаю: а ведь действительно — люди могут не так понять. Для них что наложница, что избранница — разницы никакой. Ещё решат, будто у нас с Змейкой что-то… интимное. Что, впрочем, не так уж трудно представить, учитывая её формы — выпуклые, откровенно женственные. Очень даже…. Кхм. Но сейчас — не об этом.
— О чём задумался, мелиндо? — одна из моих жён, которая самая долгоживущая и самая остроухая, как всегда, чует определенные мысли. Еще и посматривает хитро.
— О десерте, — отвечаю невозмутимо. — Пойду, перекушу.
Выходя в коридор, почти нос к носу сталкиваюсь с тигрицей Красивой. Она сидит посреди прохода, будто ждала. Желтые глаза смотрят прямо, без стеснения. Взгляд янтарных глаз внимательный. Взвешивающий.
Еще одна особа с неопределенным статусом. Может, удастся сейчас походя разрешить?
— Сударыня, — наклоняю голову вежливо. — А не хотите ли вдруг стать частью моего рода? Ведь вы внесли большую лепту в его будущее, подарив мидасий.
Тигрица прищуривается.
— А вы, — мурлычет, — не хотите стать частью моего рода?
Я смотрю на неё пристально. А она ухмыляется. И тут же, совершенно по-кошачьи, бьёт меня хвостом по ногам — не больно, скорее игриво. Разворачивается и уходит, плавно.
Кошка, которая гуляет сама по себе, — думаю. Но замечаю: на полпути она вдруг оборачивается. Быстро, как будто не специально. Взгляд — через плечо. Проверяет, слежу ли я за ней.
Любопытно.
Какая же у неё тайна? Почему очень редко принимает человеческий облик? Видимо, решит раскрыться — когда сочтёт нужным. А до тех пор будет бродить мимо, молча участвуя в жизни двора, как загадка с когтями.
Во дворе — привычный хаос. Горгоныши снуют туда-сюда, визжат, дерутся за палку, которую никто не бросал. Один уже залез на Коренаста, второй копошится у клумбы, третий каким-то образом оказался на крыше. В компании с ними — големыши. Всё, как обычно.
И тут — Светка. Хмурая, будто надвигается гроза. Подходит, уперев руки в бока:
— Даня! — строго, почти грозно. — Ты со мной поступил очень коварно!
— Правда? — невинно поднимаю бровь.
— Правда! — настаивает на она. — Так вот, знай: этой ночью ты только мой. Ясно тебе?
— Ясно, — киваю с улыбкой.
— Потому что я долж…. А ты согласился? Хорошо! — Светка удовлетворённо кивает. — Ладно, я пошла пить травы, — морщится блондинка. — Теперь каждые три часа по расписанию пью всякие отвары. Лакомка говорит, что так ребенок будет здоровее.
— Конечно, здоровье превыше всего. Ты поступаешь очень разумно, — соглашаюсь, и задобренная блондинка отчаливает.
Во дворе нахожу Ледзора — прибыл ещё с последней партией альвов. Стоит чуть в стороне, рядом с ним Кострица. И, судя по лицам, семейный диалог уже перешёл в фазу словесной дуэли.
— Ты был в Антарктике столько времени! — фыркает Кострица, взметнув гриву рыжих волос. — С кем ты там успел снюхаться, снеговик?
— С кем бы я там снюхался, хо-хо⁈ — Ледзор мотает головой. — Там никого нет. Только пингвины!
— Да-да, рассказывай. Я-то знаю: у вас там эти чилийки знойные бегают! В купальниках по снегу!
— Какие чилийки, хо-хо⁈ — задыхается Ледзор, явно взведён. — Да и в купальниках они там себе только всё отморозят! Это же Антарктика!
— Значит, ты их согревал!
— Хрусть да треск! Да мне тебя хватает! Ты же сама — та еще знойная! И вулкан заодно!
— Не верю. Ты бабник!
Я приближаюсь, перехватывая диалог, пока они не устроили танцы с огнешарами.
— Ледзор, — говорю спокойно. — Пойдём. Надо поговорить.
Морхал тут же спешит, с облегчением оглядываясь на Кострицу, будто я — спасательный спецназ. Мы отходим в сторону.
— Вижу, уже надел печатку гвардейца, — говорю, кивая на его руку с перстнем.
— Низкий бородач дал, хо-хо, — кивает Ледзор.
— Ты сам хотел тренироваться, наращивать ранг. Что ж — настал момент. Самое время пойти к твоему спарринг-партнеру.
* * *
Южная пустыня, Боевой материк
Ратвер сидел на иссушенной земле, тронутой солнцем и смертью. Тело до сих пор хранило следы урона конунга Данилы. Шрамы. Гнойные пятна, где отрава менталиста всё
