в скором времени будет вторжение лесозаготовителей.
Спустившись в распад сопки, Чеботарев остановился.
— Сейчас начнется муравьиная тропа. А как выскочим в крутизну, там и будет их жилье. Такого теремка я не видывал нигде. Запасись терпением, дорогой соловушка!
Я увидел торную тропинку. Она охватывала весь косогор и пологим скатом спускалась в лощинку, уходя в густой ельник.
— Ей и дождик не помеха, — заметил Чеботарев. Гляди-кось, Григорич, как она прячется под елями: скоро ее не увидишь.
По тропе спешили муравьи, рыжие-прерыжие. Их было несметное число — не сосчитать! Одни муравьи спускались из муравейника, другие поднимались к нему, и все точно соблюдали правила уличного движения: держались правой стороны. Муравья с добычей пропускали вперед без всякой очереди: его ждут малые муравьишки.
А вот и муравейник — огромная круглая глыба с остростоячей вершинкой. Высота его не меньше двух метров, а диаметр у подошвы около трех метров. Вокруг растут вековые ели в обхват, и их стволы сплошь усеяны муравьями.
У самой подошвы муравейника много ходов и выходов: одни маленькие, другие похожи на ласточкины пролазы в береговых вымоинах.
Хотя тут была большая семья, но никто никого не обижал, все жили в согласии. Мы видели, как сытый муравей кормил голодного: поднявшись на задние лапки, он пошевелил усики своему собрату, и они оба скрючились, чтобы голодный получил еду от сытого, который выдавил ее из своего желудка.
Все было тихо, но при нашем появлении поверхность муравейника усеяли полчища хозяев, которые, по всей вероятности, приняли нас за врагов. Муравейник буквально заходил ходуном, словно превратился в ходячее тесто, в которое положено слишком много дрожжей. Над ним поднялась сизая дымка: оружие самозащиты муравьев — невидимые стрелы кислоты. Но мы боя не приняли и отошли прочь.
Спустившись к спаду, мы миновали лощинку и снова стали подниматься на сопку, идя по каменной гряде. Вдруг Чеботарев замедлил шаг.
— Гляди, летучая змея ползет, — показал он в направлении каменных глыб, из которых торчала большая ель с наклоном в лощинку, и торжественно продекламировал: — «Под Кирьяновой горой гадюка гналась за лягвой».
Я посмотрел туда, куда указывал Максим, и сразу заметил, как по голой каменной плите ползла змея длиною меньше метра, сизая-пресизая. Вскидывая высоко голову с красным жалом, она подсаживалась на брюшко и, отталкиваясь хвостом, подвигалась к спуску. Затем залезла по стволу ели на макушку и стрелой метнулась по воздуху и приземлилась в распад ручья.
— Лягушатница, — довольно посмотрел на меня Максим, — здесь они водятся, но не каждому суждено это зрелище увидеть. Укус такой змеи опасен, но на человека она нападает редко, разве что ее обидят. Как-то в этих местах повстречалась с лягушатницей солдатская вдова Матрена Перекатова и ударила змею палкой. Так та ее по пожне полчаса гоняла: летала над ее головой, била хвостом, а укусить все же не смогла. Спасли Матрену грабли, которыми она оборонялась, а потом забежала в березовую райку и там отсиделась.
В поисках лягушатницы мы потеряли больше часа. Облазили все маленькие бочаги у ручья, но змею так и не нашли. А так хотелось заполучить этот редкостный экземпляр: в банку бы ее и в школьный музей.
Обогнув деревню Осиновец, которая утопала в густом осиннике, мы двинулись по тропе вдоль озера Паж. Лиственный лес остался позади. Его сменило мелкополесье: густой чапыжник, вересовые мягкие кусточки. В конце озера вспорхнула стая белых куропаток. «Кудь-вы… кудь-вы… кудь-вы…» — загомонили птицы и скрылись за ольшаником в густом ивняке.
Неисчислимые полчища оводов кружились над нами, досаждая укусами. Отмахиваясь от них березовыми ветками, мы миновали два маленьких болотца и вышли на просторы Ладвозера. Будто большой чайный поднос, окаймленный по бокам голубой вышивкой, озеро играло бликами солнца. Густая высокая трава, доходя до колен, затрудняла шаг, путалась в ногах.
На второй пожне у мелкого перелеска Максим свернул вправо и вывел меня на проселочную дорогу. Но это было только одно название, что — проселочная: дорога сплошь заросла травой. С трудом мы добрались по ней до первой ладвозерской деревни.
Старожилы утверждают, что первые поселенцы появились здесь в шестнадцатом веке. Они укрылись тут от набегов иноземцев и назвали свое поселение Предзнаменованием.
А уже в восемнадцатом веке на Ладвозеро приехали три семьи Кузнецовых. Они срубили на берегу новые дома и основали деревню под названием Кузнецовская. Позднее обе эти деревни слились, и название первой деревни уступило место более позднему.
Кузнецовская встретила нас полной тишиной. Оконные глазницы грустно глядели из-под строгих тесовых крыш с резными петухами на князьках и с оленьими рогами на охлупнях. И ни одной живой души. Жители деревни, как мы узнали потом, перебрались ближе к районному центру: в такую дальнюю даль тяжело было доставлять и хозяйственный инвентарь и продукты питания. Слишком ощущалась оторванность от большой жизни.
Задерживаться в опустевшей деревне не было смысла. Вытянув ведро воды из колодца и напившись, мы двинулись дальше и вскоре оказались у речки.
Здесь нам представилась удивительная семейная идиллия. Возле воды лежал лось-рогач, а рядом с ним лосиха ласкала своим языком двух прибылых лосят.
Рогач прислушивался к каждому шороху. Заметив нас, медленно поднялся и протрубил отход. Вся семейка тихим шагом направилась в осиновую поросль.
Над нашими головами пролетела свиристель. Максим повернулся ко мне.
— Пойдем, соловушка, поступистей. Путь до ночлега у нас еще далек, а свиристель уже на ужин вылетела.
Мы поднялись в густой березник, пересекли его и вступили в гряду густого ельника. Все это время нас встречали и провожали птичьи голоса. Прошумел малиновый щур, прострекотала серо-бурая чечетка, бахвалясь своим оперением и красивой шапочкой. Где-то рядом бойко просвистела московка.
На закате солнца мы подошли к ручью Лебеда, освежились водой — сразу стало легче, спала усталость. Пройдя вниз по течению, нашли сухостойную ель, вывороченную из земли ветродувом и перекинутую через ручей, — по ней без всякого риска можно было перейти на другой берег.
Прямо надо мной нависла рябина. Вдруг неподалеку промелькнула белка. Сначала, увидев нас, она скрылась в траве, но потом снова выскочила на берег и, поднявшись на задние лапки, стала разглядывать незваных гостей.
Словно желая прогнать нас с «мостика», белка бойко цвикнула. Но мы не уходили. Тогда она проворно вскочила на мое плечо, перепрыгнула на спину Максиму, а уж затем по стволу елки перебралась на другой берег.
— По чужой тропинке идем, чужую дорожку занимаем, — заметил Чеботарев. — Хочешь или не хочешь, а хозяева свои права заявят.
Сумерки застали нас в голубой лощинке Студеных ключей. Максим остановился, осмотрелся вокруг.
— Пора на ночлег. Тут будем коротать ночь, тут будем
