новую диадему – это всё равно что заказать новую битву при Босфоре!
– Чего? – не понял мистер Бэрнвелл.
– Новую розовую войну, нового Ричарда, в конце концов! Повторить на бис, так сказать. Как представление. Извольте, закажите, если вы думаете, что за деньги можно всё. Может, у вас за океаном принято так развлекаться, только учтите, здесь вам не Америка!
Холмс, не подозревавший, что речь на самом деле идет не о диадеме и даже не о гранатовом браслете, распалялся всё больше, а я, хоть и понимавший после своего ужасного открытия, о чем точно речь не идет, не мог из этого знания хотя бы методом исключения сообразить, что же на самом деле имеется в виду. Поэтому я лишь пытался посылать ему осторожные знаки, чтобы он не сильно напирал на все те факты, которыми я его снабдил. Я даже пытался из-за спины мистера Бэрнвелла показывать Холмсу книжку, открытую на той самой странице, где их не оказалось. К чести заезжего миллионера он оказался весьма невозмутимым, даже где-то непрошибаемым, но и его понемногу начало разбирать нетерпение. Тон беседы повышался, он всё меньше соответствовал тем плавным успокаивающим интонациям, которыми, как предполагалось, мы будем всячески умасливать упертого янки склониться на сторону мистера Холдера.
– Послушайте, – быстро заговорил вспыхнувший гость, – я не знаю, о чем вы тут твердите. О каком-таком Ричарде…
– Даже так! – свою безнадежно горькую улыбку Холмс обратил уже мне, призывая в свидетели неслыханных, немыслимых вещей и явлений. Таких, как мистер Бэрнвелл. – Вот, Ватсон, до чего докатилась старушка Англия. Проворачивая сделки на тысячи фунтов с нашим национальным достоянием, скупая за бесценок всё, что так нам дорого, торговцы с того света, в смысле Нового Света, не считают нужным даже вскользь, хотя бы для виду, из вежливости, то есть из элементарных приличий, ознакомиться с нашими вековыми традициями, устоями и обиходом, чья бессмертная слава и приносит им такой барыш. – Холмс вновь упер свой суровый взор на мистера Бэрнвелла, выслушавшего этот монолог с неменьшим интересом, чем я. – О каком-таком, говорите? О стервеце Дики, вот о каком!
– Зачем он мне? – удивился американец, но уже более спокойно. – Пусть с ним разбирается Холдер. Это его проблема, что он за ним не уследил. Мне интересна только Милашка Берил. Я полагал, мы будем говорить о ней, а не о всякой ерунде!
С учетом того, что это в высшей степени загадочное имя за какие-то четверть часа успело проявиться дважды, нет нужды говорить, какое впечатление произвел этот повтор на нас. Опасаясь, что затягивающаяся пауза вынудит янки уйти, я решил подать голос.
– Не могли бы вы, мистер Бэрнвелл, внести ясность по поводу этого имени? – обратился я как можно мягче к гостю, после того как взглядом выпросил у Холмса разрешение произнести эту просьбу. – Самую малость.
– Что, черт возьми, происходит? – чертыхнулся американец с некоторым, как мне показалось, неудовольствием. – Мистер Холдер заверил меня, что вы прекрасно осведомлены обо всем. Что ему даже не пришлось ничего пояснять.
– Кое-кто дал ему понять, что так оно и есть, – ответил Холмс. Его левая щека дернулась, сократившись от усилия, с которым он сдержал себя, чтобы не скосить взгляд в мою сторону. – И все-таки, предположим, что этот кое-кто поспешил и, как это нередко с ним случается, совсем немножко абсолютно всё перепутал. Так как?
– А так! – мистер Бэрнвелл наконец-то окончательно вышел из себя и швырнул газету на колени Холмсу, даже не развернув трубочку. – Читайте и всё поймете!
Холмс сделал это сам. Развернул трубочку. Как следовало из заглавия, это был «Вестник юго-западного лондонца». Судя по качеству бумаги и шрифта этого, с позволения сказать, издания, с масштабом название явно хватило через край. Уверен, даже в указанном районе такая газетенка далеко не всюду попадается на глаза. Восточная часть центральной половины юго-западной окраины – вот тот максимум, что смог бы охватить этот жалкий образчик прессы местечкового пошиба. Естественно, наши пути с «Вестником» никогда ранее не пересекались, мы и не догадывались о его существовании, но именно его номер недельной давности подсовывал нам заокеанский богач. А всё из-за обведенной карандашом заметки.
«Чрезвычайно неприятное происшествие произошло минувшим вечером в цирке Александра Холдера, что на Хипслип-роуд. Звезда цирка, кобыла по кличке Милашка Берил, будучи в эструсе, подверглась нападению жеребца Дики. Выбив перегородку и выскочив на территорию Берил в самый неподходящий момент, когда ту готовили к выходу на манеж, Дики попытался покрыть кобылу, но Милашка, уже настроенная на выступление перед публикой и облаченная по такому случаю в расшитую попону и коронообразный венец, прозванный работниками цирка по-простому макушкой и украшенный разноцветными плюмажиками, воспротивилась дикой прихоти своенравного жеребца и встала на дыбы. Макушка, которую толком не успели закрепить, слетела с головы лошади и покатилась ей под ноги, так что Берил приземлилась копытами прямиком на увенчанный острыми трубками металлический обруч, смяв его в лепешку. Одна из трубок обломилась, застряв в копыте, другие тоже серьезно поранили ноги лошади. Выступление охромевшей звезды цирка пришлось спешно отменить, но не убытки от сорвавшегося представления так встревожили мистера Холдера. По его словам, слава Милашки Берил вышла далеко за пределы восточной части центральной половины юго-западной окраины Лондона. Своим умением припадать на передние ноги и с опорой головы в пол бить по воздуху задними Берил совершенно покорила мистера Джорджа Бэрнвелла, владельца разъездных шапито из Кливленда. Этот номер под названием „Лягнуть облако“ он наблюдал воочию месяц назад, после чего каждое воскресенье лично отслеживал успехи Милашки, оценивая перспективы ее приобретения для своей труппы. Теперь же предстоящие затраты на лечение звезды, и особенно возможное увечье, поставили покупку под вопрос. Мистер Холдер выразил осторожную надежду, что предварительная устная договоренность между ним и мистером Бэрнвеллом послужит залогом того, что сделка все-таки состоится».
Поскольку по моей просьбе Холмс зачитал текст вслух, весь этот цирк насчет милашки с макушкой ударил по нам одновременно. Цирк мистера Холдера! При всем многообразии своих предположений вообразить себе такое я не додумался бы никогда. Оказывается, мистер Холдер связан с Британским музеем не больше, чем музей – с Хипслип-роуд, у которой, напротив, обнаружилась прямая связь с мистером Холдером, чей цирк занял, наконец, место музея. Вот так. Всё встало на свои места, включая трубки на макушке… тьфу ты, на диадеме – туда, поди ж ты, вставлялись разноцветные плюмажики! Однако какой ценой далась мне эта ясность!
Первая порция гнева досталась мне еще в присутствии мистера Бэрнвелла.
– Ватсон, – обратился ко мне Холмс с преувеличенной сдержанностью, – я
