Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 136
людей, вождей,
которые преследуют врага
В камуфляже – с томагавком в руках[773].
Прежде всего, ни Мелвилл, ни Твен никогда не могли связать ислам со своей картиной мира. Американский писатель XIX века Вашингтон Ирвинг[774] отличался в этом отношении, поскольку он изучал религию и историю мусульманской Испании и писал книги на эти темы, используя арабские и испанские источники. Таким образом, его представление об исламе американской публике представлялось и как более научный подход, и как более сочувствующий. Однако для Мелвилла и Твена ислам всегда был тем самым единственным врагом, полезным для литературных и риторических целей, но не достойным серьезного и детального изучения. Например, существование арабских христиан в Вифлееме, месте рождения Христа, было деталью, которая сбивала с толку и, по-видимому, раздражала Мелвилла:
Арабы-католики? Не говорите чушь![775]
Некоторые слова не созвучны друг с другом.
Твен мог понять ислам, только привязав его к тому, что он сам знал об Америке. В «Томе Сойере за границей» (1894), одном из продолжений своего шедевра, Том объясняет Геку, что мусульманин – это «человек, который не был пресвитерианином», на что Гек ему отвечает, что «в Миссури таких много, не знал этого раньше»[776]. Это, конечно, сатира. Однако в шутке заложена историческая правда о том, что даже в XIX веке – как это было для Колумба и его современников – ислам оставался за пределами концептуальной парадигмы американцев, являясь немыслимым случаем для Твена, чтобы подчеркнуть, что только пресвитериане имеют значение в Миссури. Все остальные настолько непонятные, что с таким же успехом могли бы быть мусульманами.
В XX веке художественные связи с мусульманским миром продолжали увековечивать американские представления о нецивилизованных и злых мусульманах, хищных и распущенных арабах. В новой среде кино такие фильмы, как «Багдадский вор» (1924), «Сын Сахары» (1924) и «Невеста из пустыни» (1928), проецировали эти стереотипы на экран для американской аудитории[777]. С начала XX века и по сей день жестокий и задумчивый арабский злодей был популярным образом в Голливуде. В американской литературе XX века карикатура на ислам также продолжали процветать. Рассмотрим только один пример. Писатели-битники Джейн и Пол Боулз, Уильям Берроуз и Аллен Гинзберг жили в Марокко в 1950-х и 1960-х годах[778]. Как в своих произведениях, так и в частной жизни эти образцы контркультуры хиппи часто придерживались расистских взглядов по отношению к марокканцам, что было гораздо ближе к взглядам увядающего колониального порядка, чем к чему-либо, напоминающему духовно свободное будущее, с которым хиппи обычно ассоциируются. Для этих выдающихся американских литературных деятелей Марокко было распутным краем секса и кайфа, империи и ностальгии, населенным людьми, которые были в лучшем случае фоном, а в худшем – сексуальными объектами для эксплуатации.
Багдадский вор (1924). Everett Collection, Inc./Alamy Stock Photo
* * *
По мере того, как Соединенные Штаты все более непосредственно сталкивались с настоящими мусульманами как в самой Америке благодаря их иммиграции на рубеже XX века, так и на Ближнем Востоке и в других местах благодаря путешествиям, христианскому прозелитизму, проживанию за рубежом, дипломатии и все чаще – войн, ранние, часто надуманные страхи перед мусульманами и исламом все еще сохранялись. На протяжении последних 50 лет в этих страхах доминировала одна фигура, превосходящая всех остальных, – террорист. Гибель американцев в таких местах, как Ливан, Сомали, Ирак, Йемен и Афганистан, подтвердила для многих угрозу ислама, и, конечно же, теракты и сентября принесли эту опасность и в сами Соединенные Штаты. Эти вполне реальные случаи убийства американцев мусульманами вдохнули новую жизнь в многовековую идею мусульманской угрозы Соединенным Штатам. В начале XXI века в Соединенных Штатах представление о том, какими должны считаться мусульмане (безжалостными, жестокими, движимыми ненавистью), превзошло любую реальность того, кем они на самом деле являются – гражданами, родителями, избирателями, американцами. Этот современный страх и демонизация возникают легко, потому что они напрямую связаны с долгой историей предполагаемой угрозы ислама в Америке, которая, как я предположил, началась в тот же момент, когда европейцы ступили на эти континенты.
Это не означает, что мусульмане не совершили атаку на Америку, они совершили. Однако неоспоримая реальность такова, что мусульмане не являются главными внутренними террористами современной Америки. Это место принадлежит белым националистам. После и сентября белые националисты, почти все из которых являются христианами, совершили больше террористических атак, чем любая другая социальная группа в Соединенных Штатах[779]. Тем не менее мусульманам уделяется наибольшее внимание как потенциальным внутренним виновникам насилия против американцев, и, в свою очередь, они регулярно становятся объектами как дискриминационного законодательства, так и преступлений на почве ненависти в Соединенных Штатах[780].
Иррациональные выдумки о мусульманской угрозе в современных Соединенных Штатах возникают по-разному. Например, в период с 2010 по 2018 год 43 штата внесли 201 законопроект, направленный на запрет законов шариата как надвигающейся опасности для Запада[781]. Конечно, реформа шариатских судов, проведенная Селимом после 1517 года, никогда в этих дискуссиях не затрагивалась. Если бы это было так, законодатели штатов, возможно, пришли бы к пониманию, что подавляющее большинство резолюций в миллионах дел, вынесенных шариатскими судами на протяжении веков, не имели почти ничего общего с законами шариата – ни с реальным законом, ни с пародией на него. Возможно, они бы узнали, что исламские суды одинаково судили как мусульман, так и немусульман, и что христиане и евреи часто предпочитали исламский суд своему собственному. Проведя сравнение, они могли бы заметить, что шариатские суды во времена Селима предоставляли больше прав религиозным меньшинствам, особенно женщинам, в сфере семейного права, чем христианские суды в Европе. Разумеется, в таких полемических разговорах историческая реальность обычно не имеет значения.
Подобных примеров предостаточно. Снова глубоко проникая в фантастическую риторику об исламе как угрозе для Соединенных Штатов, многие американские правозащитники утверждают, что 44-й президент Барак Обама – мусульманин (или, что еще хуже, криптомусульманин), что является прямым отголоском споров отцов-основателей о том, сможет ли мусульманин когда-либо стать президентом. Однако гораздо большим, чем просто отголоском, было заявление Бена Карсона – кандидата от республиканцев, какое-то время бывшего лидером президентской гонки, а впоследствии министра жилищного строительства и городского развития при президенте Дональде Трампе – во время президентской кампании 2016 года: «Я бы не выступал за то, чтобы поставить мусульманина во главе этой нации. Я бы был с этим категорически не согласен»[782]. Поскольку
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 136
