Не знаю, уделил бы внимание Дойл нашим прежним делам, случись ему узнать о них. Мне трудно выразить по этому поводу хоть сколько-нибудь уверенное мнение, так как неизвестно даже, как давно он заинтересовался нами. То ли когда вышел его «Скандал в Богемии», то ли еще раньше. Возможно, те наши успехи показались бы ему недостаточно серьезными. Некоторые из них и у меня при воспоминании вызывают невольную улыбку, особенно в сравнении с масштабом и ценой нынешних заказов. Однако и они зачастую были сопряжены с нешуточной опасностью и прочими острыми ощущениями.
До сих пор, по прошествии стольких лет, у меня всё еще стоит перед глазами тигриный прыжок Холмса в сторону, каковым он уклонился от настигающей скалки разъяренной домохозяйки из Хаммерсмита, чьи расходы на продукты мы сверяли с чеками и квитанциями по заказу ее мужа. Как и преследование и поимка в пивной библиотекаря, взбесившегося от аутофобии в пустынном и мрачном зале общественной читальни в Кэмден-таун и кровожадно разорвавшего подшивку номеров «Панча». Что и говорить, много чего еще можно вспомнить из той уже далекой, как кажется, жизни, ну а теперь мы стали героями Британии и уже, можно сказать, не вылезаем из серьезных переделок, в которых оказываемся, как только вылезаем из дому.
Сам автор, кстати, затаился или предпочел взять паузу. Сие зависит от того, как посмотреть, вернее – с кем рассуждать на эту тему. Себя я убеждаю в том, что Дойл задумывает какую-то новую каверзу, потому что старая – смутить нас безудержным восхвалением, привести оглушительным воем фанфар в состояние паники и обратить в бегство в сторону норы, словно лису охотничьим рожком, – не сработала. Холмсу же в ответ на его обиженное недоумение, после того как он в уже четвертом подряд номере «Стрэнда» не находит ни слова о себе, я твержу, что мне необходим творческий отпуск, дабы избежать вырождения моего неповторимого стиля, штампования однообразных, копирующих друг друга рассказов. Эти выражения я бы никогда не сумел придумать сам, поэтому позаимствовал их из одной достаточно восторженной критической статьи. Но факт остается фактом. Начиная с июля, то есть через год после того, как вышел в свет «Скандал в Богемии», творческая активность Дойла сменилась затишьем, а после завершения норвудского дела[3] и у меня появилось время перевести дух, а также подвести некоторые итоги.
Из моих подробных описаний наших сношений с такими клиентами, как Джон Клей, миссис Уиндибенк и Бертран Кьюсек, может сложиться ошибочное мнение, что нас посещают одни лишь мошенники, ну или просто лица, чьи помыслы недостаточно чисты. Конечно же, это не так. Большинство обратившихся к нам действительно попали в беду, некоторые еще до того, как к нам обратились. Это честные бедняги, оказавшиеся в сложнейшей ситуации, и я не могу не отметить с гордостью тот факт, что далеко не все из них потребовали свои деньги назад. Кто-то за задатком попросту не явился, еще с несколькими удалось договориться на половину компенсации. Лишь трое чрезмерно взыскательных заказчиков попытались набить лицо Холмсу, лишь двоим из них захотелось сделать это в отношении нас обоих, и лишь одному удалось осуществить.
Все перечисленные в сборнике истории также имеют к нам самое непосредственное отношение. Не то чтобы мы кого-то поймали или что-нибудь раскрыли, и всё ж таки в целом мы очень толково поработали над ними. Единственное исключение, когда мы не только не смогли ничем помочь несчастному, но даже не успели приступить к делу, касается прихода к нам Джона Оппеншоу. Он позвонил в дверь так рано, что застал на ногах только миссис Хадсон. Предшествующим вечером мы с Холмсом несколько засиделись за беседой в обществе с рейнвейном, а потому она не сумела нас разбудить и посоветовала Оппеншоу прийти попозже. Видимо, его дело нуждалось в срочном разрешении. Он не уехал, а взялся слоняться по близлежащим улочкам, поглядывая, как показалось потом случайному свидетелю, с нетерпением на наши окна. Стояла поздняя осень, и утренние серые сумерки укрыли от глаз редких прохожих, что же в действительности случилось на мосту. Возможно, его действительно сбросили в воду. В кармане у Оппеншоу нашли зернышки от апельсина, который он, убивая время, съел прямо на улице. Дойл счел остроумным решением сместить акцент, заключив, что, чем описывать, как Оппеншоу убивал время, лучше показать, как апельсин убил его. Так все пять зернышек оказались вынесенными в название.
Отрадно отметить, кстати, и то, что авторитет Холмса не только растет вверх и углубляется, приобретая всё более серьезные черты. Он еще и расширяется, распространяясь на области и сферы, о которых мы и сами не имели ни малейшего понятия. Холмса желают видеть арбитром в запутанном казусе, столкнувшем интересы садоводов и архитекторов в Лидсе, просят, чтобы он рассудил теологическую коллизию пресвитериан, умоляют выступить решающим экспертом в поединке рыболовов, удящих нахлестом на реке Диддер.
История, наиболее характерно отразившая это новое веяние, случилась поздней весной, когда нас пригласили взять на себя роль своеобразной комиссии, дабы разрешить возникшие в окрестностях Рединга трудовые разногласия. Владелец гигантского пресса полковник Старк оказался до такой степени неудовлетворен качеством произведенного ремонта, что отказался рассчитаться с исполнителем работ инженером Хэдерли. В качестве выхода из создавшегося тупика стороны видели присутствие на испытании механического исполина независимого лица, чье мнение, в силу его знаний и опыта, явилось бы для спорящих безоговорочным вердиктом. Инженер Хэдерли – безусловно, человек технически грамотный, но с недостатком кругозора и интуиции – поначалу предлагал слишком прозаические кандидатуры из числа всевозможных узких специалистов его круга. Но полковник из справедливых опасений, что любой такой эксперт, поддавшись духу отраслевой корпоративности, поневоле станет благоволить коллеге, заявил, что подчинится слову только одного человека во всей Англии. Хэдерли не просто был вынужден уступить, но и сам горячо одобрил такой выбор полковника, признавшись только, что стеснялся предложить для их личного и, в общем, незначительного дела такую глобальную фигуру. На том и порешили, и инженер приехал к нам, чтобы пригласить Холмса возглавить испытание пресса и оценить его рабочие характеристики.
Уникальный, по заверениям Хэдерли, пресс полковника оказался воистину удивительным сооружением. Особенно для меня, никогда не видавшего никаких прессов вообще. Удивительным настолько, что я принял его за обычную комнату и не обратил на это чудо техники никакого внимания. Но мне дали понять, что обычно гидравлические прессы так не выглядят, и я еще больше загорелся интересом к предстоящей работе.
Процесс протекал замечательно. Холмс с ходу высказал несколько любопытных замечаний и дал пару дельных советов. Затем присутствующие, по большей части Хэдерли,
